Виктор Классен, «Радиокомпания «Вектор»: «Мы занимаемся нанотехноло-гиями уже 23 года»

— Можно ли вообще восстановить эту традицию?

— Можно. Это всё наше российское нытьё — "вот мы безумно отстали, вот мы сиволапые…" Ребята! Меняйте ситуацию! Вот Калужская область, где недавно был Путин. Здесь нет ни нефти, ни газа, ни полезных ископаемых. А профицит бюджета есть! И безработных нет. Всё только "требуются", "требуются", "требуются"… Открыли завод Volkswagen.

Или вот Белгородский университет. Очередь стоит из западных профессоров! Мы вот всё в Татарстане говорим: "О! Татарстан — это студенческая республика! Это республика вузовской науки!" Ребята! Нет здесь никакой вузовской науки. Давно уже нет. Одни старые профессора, вроде меня. Новых нет! Где очередь иностранных студентов, которые хотят учиться в татарстанских вузах? Где очередь западных профессоров, которые мечтают о контракте? Ничего этого нет. А в Белгороде — есть. Потому что там платят, очень хорошо платят. Туда возвращаются наши, которые уже осели в Штатах или Германии. А всего за границей триста тысяч наших учёных! Их надо вернуть. Так же, как Германия взяла и забрала отсюда три миллиона немцев. Так же, как Израиль забрал всех, кого только смог.

У нас в Чистополе есть факультет "Восток" Казанского авиационного института. Это — крупнейший из филиалов КАИ. Он настолько развился, что если 23 года назад у нас была только одна кафедра — прикладной электродинамики, то теперь их пять.

Проблемы — в управлении. Дайте возможность тем, кто что-то хочет, дайте им возможность работать!

— Как сказался на вас кризис?

— Было бы глупо говорить, что мы не чувствуем кризис. Мы вот только что подвели итоги 9 месяцев: они чуть хуже, чем итоги полугодия. У нас рост по продажам 20%. Обычно бывает 40%, а когда был запущен нацпроект "Образование", у нас было 50% в год. Мы — быстрорастущее предприятие по продажам. По валу — рост 20%. По чистой выручке — 49%. Кризис даже пошёл нам на пользу: у нас упала себестоимость! Мы за всем стали очень тщательно следить, уменьшили расхлябанность. Шаг вправо, шаг влево — увольнение. Как-то стали серьёзнее относиться к бизнесу.

Вот, например, у нас большая дружба со Сбербанком. Но, несмотря на это, мы переходим в другие банки, потому что там проценты по депозитам выше! Я считаю, что Сбербанк не отвечает на вызовы времени. У нас есть "Промсвязьбанк", там всё делается в электронном виде. Самый продвинутый по электронным технологиям, ну просто супербанк. Россельхозбанк очень гибкие условия даёт. И с "АК БАРС" Банком мы сейчас более активно работаем. Не потому, что он близок к правительству, а потому, что депозитная политика у них — самая крутая в Татарстане. Круче нет.

"МЫ ПРИЛЕТЕЛИ В ЧИСТОПОЛЬ НА ВОЕННОМ ТРАНСПОРТНОМ САМОЛЁТЕ"

— Как начиналось ваше предприятие?

— Мне пришлось поменять прописку и переехать из Москвы, где я прожил 24 года, в Чистополь. Мне это было легко. Для жены это было трудно. Я был человек идеи. Я только-только, в 36 лет, защитил докторскую диссертацию (кандидатскую я защитил сразу после физтеха). О том, что есть Татария, я вообще не знал. Мы прилетели в Чистополь на военном транспортном самолёте.

— Не с парашютом сбрасывали?

— Нет, до этого не доходило… Мы были предприятие нулевой категории — выше ничего не было, и у нас была нулевая категория оплаты — это редко где в стране встречалось. Оклады по тем временам были просто зашкаливающие. Все работники — 84 семьи — получили квартиры. Мы с самого начала, уже 23 года назад, занимались нанотехнологиями. Наша техника должна была работать в открытом космосе. Мы создавались как предприятие, которое работает на ПРО (противоракетную оборону), СПРН (системы предупреждения ракетного нападения) и СККП (система контроля космического пространства). Первоначально мы назывались Чистопольское конструкторско-технологическое бюро "Вектор". Мы должны были разрабатывать крупноапертурные радиолокационные космические системы предупреждения о ракетном нападении. Это как раз то, что называлось "звёздные войны". Это был тот самый "асимметричный ответ", о котором Горбачёв говорил Рейгану.

Но когда развернулась перестройка, развалился СССР и исчез наш могучий минрадиопром, мы поняли, что все наши карты как военного предприятия биты. Мы должны были погибнуть. Госзаказа больше не было. Горком партии опечатали. Татарстан стал суверенным. Чистопольский часовой завод, на территории которого мы располагались, в одно прекрасное утро перестал нас пускать к себе на территорию. Мы остались на улице, в чистопольской пыли. Можно было взять верёвку и повеситься. Спасибо ещё, что дали возможность вывезти всё наше оборудование, приборы, компьютеры, документацию.

— Как вы выжили? Чем стали торговать?

— У меня всегда был решающий довод: я не могу бросить своих ребят. Я их притащил в Чистополь с семьями, с детьми, и я должен дать им какую-то работу, какую-то идею, какую-то веру в будущее. Мы рассредоточились по разным районам города, в 12 точках, преимущественно во всяких подвалах. Даже в музее место нашли. Совещания нам приходилось проводить под дырявой крышей, и когда шёл дождь, он заливал наши бумаги. Тогда Шаймиев только стал президентом, и, как и всякому президенту, ему нужна была защищённая связь. Мы ему организовали такую связь — спутниковую.

Второе, что было очень важно для суверенного Татарстана, — это сотовая связь. В Москве только-только появился "Билайн", первые сотовые телефоны. В Татарстане этого не было. Я объехал тогда чуть не все Соединённые Штаты в поисках технологии, которая была бы круче, чем "Билайн". И мы привезли сюда абсолютно новую, свежую разработку Hughes Network Systems — цифровую сотовую связь. Привезли всё необходимое оборудование. Мы же построили первые 14 башен 125-метровых — в Зеленодольске, в Бугульме, в Челнах, Казани, Чистополе, Альметьевске… И появилась сотовая связь, которая называлась Tatincom. "Сонет", москвичи, появились потом. Первые трубки были у Шаймиева, Муратова, Исхакова.

И третье — это было абсолютно запрещённое к ввозу в Советский Союз оборудование для междугородной связи Standard Electric Lorenz (сейчас их купил Alcatel) — тоже цифровое. Я лично грузил эти ящики в Штуттгарте на фуры. Американцам казалось, что они очень хорошо делают, разваливая Советский Союз, и Татарстану все эти запреты было разрешено обойти.    

Но главное, что мы сообразили, оставшись на улице, — это то, что от космической радиолокации до спутниковой связи дистанция небольшая, и притом космическая связь, конечно, существенно проще, чем космическая радиолокация. И мы решили стать оператором спутниковой связи. Я попросил Минтимера Шариповича написать письмо в Москву с просьбой выдать нам лицензию на эту деятельность. Это был период, когда никто не знал, что можно, а что нельзя. Ну, например, валютой тогда уже пользовались, а законодательство это запрещало, и человека с долларами в любой момент можно было посадить. И тогдашний министр связи Булгак такую лицензию нам подписал.

— Лицензию-то вы получили, но ведь к ней надо оборудование и спутники!

— Мне помогло то, что я — один из тех российских немцев, которые не уехали. У меня в классе было 28 человек немцев, и я — единственный, кто не уехал. Под Оренбургом жило огромное количество немцев, которые при Екатерине приехали сюда, по существу они все были религиозными диссидентами. Это меннониты — немцы, которые не приняли Мартина Лютера. Но они и не католики. Им пришлось тогда уехать из Германии. Примерно три миллиона уехали в Канаду, в район Монреаля, ещё три миллиона — в район нынешнего Сиэттла в США, и ещё три миллиона — в Россию по приглашению Екатерины Великой, которая тоже была немкой. А Ельцин делал всё, чтобы все немцы уехали. Полный идиотизм, конечно. Немцы — это работяги из работяг.

И я поехал в Германию, в Бонн, в министерство связи. И надо же было такому случиться, что там я встретил доктора Эриха Феллманна, который оказался меннонитом. И когда он узнал, что я тоже меннонит, мы очень сдружились. Он отвечал в министерстве за спутниковую связь, и он сделал главное: договорился, что они повернут все антенны одного своего геостационарного коммуникационного спутника на Татарстан. Вот так, худо-бедно, потихонечку пошли заказы.

— Как вы из предприятия ВПК превратились в ЗАО?

— Когда был издан указ об аренде в СССР, мы через две недели взяли наше предприятие в аренду и стали его выкупать. Это был мучительный процесс, и шёл он больше двух лет. Скидывались из зарплаты, я вёл агитацию… В конце концов все арендаторы стали акционерами. Землю мы выкупили уже много позже, когда это стало возможным. Постепенно количество акционеров уменьшилось. Сначала это был весь коллектив. Но постепенно люди стареют, выходят на пенсию, умирают, бывает, что нуждаются, и многие свои акции продали — по нормальным рыночным ценам. У нас не было такого, как на некоторых других предприятиях — угрозами, под дулом пистолета… Какая была рыночная цена — по такой предприятие и покупало. У нас есть бонусная программа, по которой эти же акции мы выдаём кому-то из передовиков в виде премии.

— У вас получается что-то вроде социалистического предприятия?

— Ну, было что-то вроде югославской модели, которой одно время все увлекались. Но сейчас это уже не совсем так. Наибольшее количество акций у меня — чуть больше 25%. Все остальные акции распределены, как сейчас это и положено для закрытого акционерного общества, между остальными 49 акционерами. Те, кто входит в наш совет директоров, имеют zusammen (вместе — прим. В.М.) 51%. То есть если совет директоров принимает какое-то решение, то это решение и большинства акционеров. Ну, кроме тех, где требуется квалифицированное большинство, вроде изменения устава.

У нас есть некоторые элементы тех древностей, когда мы только начинали. Ну вот, например, моя зарплата. Принцип её начисления не меняется с 1989 года: высчитывается средняя зарплата по всем сотрудникам и умножается на шесть. Средняя зарплата у нас сегодня 17500 рублей.

А система бонусов и опционов у нас такая, что у нас можно получить премию, например, как один наш сотрудник недавно получил, в 600 тыс. рублей — это наличными и после уплаты всех налогов. Это за то, что принёс в клювике очень хороший контракт. Мой бывший студент…

"Я ВСЕГДА ВСТАЮ В ПЯТЬ УТРА"

— Вы кем себя считаете — бизнесменом или инженером?

— Хороший вопрос. Такой вопрос мне никогда никто не задавал… Самому себя судить трудно. Но вот мнение Таркаева, которое он как-то мне высказал сам, без всяких наводящих вопросов. Мы с ним были хорошие друзья, он тоже радиофизик. Он спросил: "А знаете ли вы, чем отличаетесь от меня?" Я говорю: "Никогда не задумывался". — "Вы, — говорит он, — занимаетесь только тем, что вам интересно, а я занимаюсь только тем, что приносит деньги. Вы — как инженер. Вот вы заинтересовались чем-то, и будете этим заниматься, не думая о том, принесёт вам это деньги или нет. А я вкладываю деньги, допустим, в зеленодольский фанерный комбинат, но я точно знаю, сколько я с этого получу". Думаю, он преувеличивал — он в первую очередь был Человек Большой Идеи.

— Чем увлекаетесь в свободное время?

— С отдыхом всё банально, примитивно. Когда можно — это рыбалка на Каме с друзьями, многие из которых мои бывшие студенты, а ныне коллеги. Очень люблю музыку. Полазить по Интернету тоже. А вот на книги времени теперь не хватает, хотя дома у меня большая библиотека. Я в детстве очень много читал. Я ведь человек деревенский. Радио не было, телевидения не было, Интернета не было. И я всё, что было в нашей сельской библиотеке, — а у нас была замечательная библиотека, — прочитал: всю русскую классику, Золя, "Декамерона", Жюля Верна… Любимый мой писатель — Томас Манн, обожаю его.

Регулярно хожу в бассейн и в фитнесс-клуб. Я предпочитаю индивидуальные виды спорта. Я как-то стесняюсь игровых видов. Это ещё со школы. Я пошёл 6-ти лет, а все остальные были на год старше, выше и сильнее. Мне всё время приходилось бороться за место под солнцем. И в команды меня не брали. И в институте то же самое было: я поступил туда в 16 лет. Всё время приходилось тянуться. Я в институте занимался боксом, потом пару лет гимнастикой.

— Вы — сова или жаворонок?

— Как-то так получилось, что когда я работал над докторской, приучился вставать в пять утра. И с тех пор всегда встаю в 5 утра. Мне утром работается лучше всего. Я — жаворонок. Это жена у меня — сова… Где-то без пятнадцати шесть приезжаю на фирму. Я совершенно один, никто не мешает. Можно почитать журнал, можно зайти в Интернет, написать что-то. И когда появляются без пятнадцати восемь все наши сотрудники, я уже изнемогаю от идей — мне нужно срочно их собрать и рассказать, что я там придумал.

— У вас уже взрослые дети?

— У меня большая семья, которую я безумно люблю. Трое детей. Две девочки родились ещё в Москве, а сын Борис, который сейчас учится в КАИ, — в Чистополе. Двое внуков: Машенька, она во втором классе гимназии, и в Москве родился внук Алексей, ему два года.

Моя жена — наполовину немка, она из немецкой деревни, а вот мать у неё была Медведева, из соседней русской деревни.

Владимир Марченко