аис Гумеров: «У мехового дела в Казани 165-летняя история»
Раис Гумеров: «У мехового дела в Казани 165-летняя история»

«В КРИЗИС ПЕРВЫМИ ПЕРЕСТАЮТ ПОКУПАТЬ ШУБЫ»

— Раис Хафизович, какая сейчас главная проблема в меховом бизнесе?

— Самая большая беда — падение покупательской способности. Когда страна входит в кризис, первое, что перестают покупать, — это шубы. И когда кризис заканчивается, их покупают самыми последними. Производство меховых изделий — самый рискованный вид бизнеса. Сейчас вот меховщики испытывают чрезвычайные трудности. Этот сезон подавляющее их большинство не переживет.

— Почему? В производстве изделий из меха есть импортные составляющие?

— Все 100 процентов. Пушнину мы закупаем на зарубежных аукционах. Да и вся овчина последние годы приобреталась в Австралии. Химия для выделки на 95 процентов зарубежного производства. А материалы для пошива — подкладка, нитки, иголки и т. д. — исключительно импортные. Еще весной, встретившись в Москве с хозяевами крупнейших меховых сетей, мы прогнозировали, что этот сезон станет последним для половины меховщиков. Я был самым большим пессимистом, сказал, что с рынка уйдут 80 процентов коллег. Сейчас они со мной согласны.

— Если обанкротится так много участников этого рынка, оставшимся станет легче? Конкуренция снизится?

— В ближайшие два-три года будет не легче, а тяжелее. Банкротство продавца меховых изделий не приводит к уменьшению товара: он оптом по очень низкой цене продает его другому продавцу. И его шубы будут присутствовать на рынке еще долго.

— Не лучше ли самому продать со скидкой, чем отдавать за бесценок?

— Как правило, так поступают для погашения кредитов. Да и продажа — дело затратное: надо платить за аренду торговых площадей, зарплату продавцам. Продажи упали в два-три раза, а затраты остались прежними. Эти ножницы и губят владельца товара.

— Кто из меховщиков в зоне повышенного риска?

— В первую очередь те, кто имеет кредитную нагрузку, — на падающем рынке у них практически нет шансов сохранить бизнес. Во вторую очередь те, кто арендует площади в торговых центрах с высокой арендной ставкой.

«Некоторые из меховщиков считают, что наш салон на Гафури — лучший меховой магазин в мире!»
«Некоторые из меховщиков считают, что наш салон на Гафури — лучший меховой магазин в мире!»

«ПОКУПАТЕЛЕЙ СТАЛО МЕНЬШЕ, И ОНИ ТРАТЯТ СРЕДСТВА ЭКОНОМНЕЕ»

— А вы почувствовали падение покупательского спроса?

— Продажи у нас тоже снизились, хотя и значительно меньше, чем у других.

— Почему меньше? У вас есть свои секреты?

— Бренд «Мелита» известен и пользуется доверием покупателей. У нас работают специалисты высочайшего класса. Качество нашей выделки и готовых изделий высоко оценивают не только российские, но и ведущие зарубежные меховщики. Некоторые из них считают, что наш салон на Гафури — лучший меховой магазин в мире! Кроме того, нас реально поддерживают городские и республиканские власти.

— У вас много конкурентов?

— 20 лет назад в Казани было всего четыре меховых магазина, тогда как раз открылись «1000 дубленок» и другие. Одно время их число достигло 150. Сейчас идет процесс сжатия: по всей стране массово закрываются наименее рентабельные меховые магазины. Очередь дошла до «Мехомании». Мои друзья, у которых в начале года была сеть из 130 магазинов в Москве, оставили только половину. К сожалению, этот процесс будет все усугубляться.

— Выживет ли «Мелита» в этих чрезвычайных условиях?

— Просто обязана. 165-летняя история мехового дела в Казани не должна прерваться. Наше предприятие было создано еще в 1928 году на базе частных меховых цехов. Когда они возникли? В 1850 году уже точно были. Из крупных меховых предприятий, которые были в Советском Союзе, удержались на плаву только мы. И все попытки новых хозяев реанимировать закрытые предприятия оказались безуспешными. Нельзя на пустом месте организовать высококачественную выделку и пошив меховых изделий, даже имея подробные описания технологических процессов. Наверное, для этого нужно заново пройти более чем столетнюю историю.

«Наши шубы не нужно хранить в холодильнике»
«Наши шубы не нужно хранить в холодильнике»

«В СССР БЫЛО 35 МЕХОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ, А НА ШУБЫ БЫЛ ТОТАЛЬНЫЙ ДЕФИЦИТ»

— Вероятно, в советские времена все было иначе: и гарантированные объемы, и рынки сбыта?

— Тогда в стране существовало 35 только крупных меховых объединений с численностью 3 - 5 тысяч человек. 9 огромных зверохозяйств Татарстана производили до миллиона единиц пушнины в год. Только норки — до 1 миллиона. И все были обязаны поставлять свою продукцию нам. Тем не менее на меховые изделия были тотальным дефицитом.

— Куда же они девались?

— Предприятия были ориентированы не на рыночную продукцию. Например, у нас больше 90 процентов производства составлял спецзаказ для министерства обороны, МВД, других силовых структур.

— Что вы для них шили?

— Миллионами головные уборы, различные меховые куртки и брюки. Одних только унтов вместе со «Спартаком» выпускали 220 тысяч пар в год. Тем не менее купить их было проблемой: каждый хотел приобрести. А сейчас унтов и 100 пар никто не шьет в стране, они никому не нужны: форма военнослужащих изменилась.

— Но вы бы не отказались загрузить производство?

— Госзаказ — вещь капризная. Если ты ориентируешься на него, значит, держишь людей, которые могут его исполнить. Но если не выиграл тендер, что этим людям делать?

— А быстро переориентировать их невозможно?

— Разумеется, нет. Это тонкая специализация. Почти все 90-е годы мы производили спецпродукцию. Силовики не платили нам подолгу — по году-полтора, а то и два. Долгов набирались огромные суммы. При этом с предприятия никто обязательства не снимал.

— Неужели в те времена вы работали исключительно на армию?

— Не только. Изготавливали миллион норковых воротников в год для швейников на драповые пальто. Шили женские и мужские головные уборы — из норки, белька. Перерабатывали до 8 миллионов шкур овчины в год и шили до 300 тысяч детских шубок. А вот мутоновых шуб для взрослых — не больше 2 тысяч.

— Теперь понятно, почему они были в страшном дефиците. Производить больше не было возможности?

— Было твердое правило: сначала нужно исполнить спецзаказ. Но мы уже тогда поняли, что нужно увеличивать долю рыночной продукции. Ее выпуск — элемент свободы: ты не зависишь от того, выиграл тендер или нет. Да и кроме того, в этих конкурсах стали участвовать фирмы, которые головные уборы закупали в Турции или Китае по более дешевой цене. Мы конкурировать с ними не могли: структура затрат, включая высокие налоги, не позволяла выставить цены ниже. Нас постепенно выдавливали с рынка госзаказа. Поэтому переход на рыночную продукцию был оправдан вдвойне.

«Покупателей стало меньше и они тратят средства заметно экономнее»
«Покупателей стало меньше, и они тратят средства заметно экономнее»

СТАЛИНСКАЯ ПРЕМИЯ — ЗА ОВЧИНУ

— А с ней как складывалось — удачно?

— Любые изменения происходят непросто. Мы постепенно увеличили долю мутоновых изделий до 55 тысяч в год. Все остальные виды продукции сокращали. Сейчас, например, мы и 300 детских шубок в год не шьем — малыши перешли на пуховики. Жизненный цикл взрослых мутоновых шуб тоже на исходе: их продажи упали за 10 лет в 25 раз.

— А ведь это был ваш главный конек и хит советских времен!

— Да. Мутон в России создали мы в 1953 году. Работники предприятия за производство облагороженной овчины получили Сталинскую премию. Что делать? Пришлось менять ассортимент — взяться за дубленки.

— При их изготовлении тоже используется овчина?

— Овчина, но другая. Турецкие дубленки шьют из австралийской меховой овчины — у нее рыхлая кожевая ткань. А мы используем более плотную шубную овчину. Дубленка получается теплее и держит форму. Ее можно сдавать в химчистку, а с турецкими это проблема.

— Овчиной обеспечивала республика?

— Из Татарстана мы получали всего 1 - 2 процента от требуемого объема. По миллиону шкур нам отгружали Киргизия и Казахстан, еще около 2 миллионов — Северный Кавказ, Калмыкия. Волгоградская, Саратовская и Читинская области. Там были основные отары. Причем это была тонкорунная овчина — раньше занимались селекцией. Постепенно мы стали увеличивать долю пушнины. Сейчас на нее приходится около 98 процентов всего производства.

«Секреты технологии у наших специалистов находятся на кончиках пальцев»
«Секреты технологии у наших специалистов находятся на кончиках пальцев»

«СОБОЛИНАЯ ШУБА МОЖЕТ СТОИТЬ И 15 МИЛЛИОНОВ»

— Из каких мехов вы сейчас шьете шубы?

— Недавно я в нашем салоне насчитал 26 видов меха. Наиболее ходовые — норка и бобер. Когда-то норковое пальто стоило сумасшедших денег, как дорогая иномарка за рубежом, а у нас — двухкомнатная квартира. Но в мире сильно выросло поголовье норки в зверохозяйствах, и ситуация кардинально изменилась.

— Кто лидеры?

— Некогда самым крупным мировым производителем была Россия: перед 1992 годом мы выращивали 18 миллионов норок в год. Но наша доля постепенно упала до 1,5 миллионов. Сейчас она подросла до 2 миллионов. Долгие годы пальму первенства держала Дания. Но всех затмил Китай. За короткий срок он с нуля вышел в мировые лидеры по производству норки: 50 миллионов штук в год. Если не считать дубленки, где доминирует Турция, Китай сейчас производит около 95 процентов того, что изготавливается в мире из пушнины. На Поднебесную же приходятся и основные закупки норки на аукционах. Чаще всего итальянские, немецкие, турецкие норковые шубы шьют в Китае — из китайской норки и из всех других. Они потом могут продаваться под любыми брендами. Многие даже очень известные итальянские фирмы заказывают пошив своих изделий в этой стране.

— Это не означает плохое качество?

— Нет. В Китае очень большой диапазон качества продукции. Но, как правило, в Россию качественная норка не поступает или же импортируется по очень высокой цене.

— Какие у вас сейчас объемы производства и доля рынка?

— Даже в Татарстане мы занимаем не больше 10 процентов рынка. После 90-х годов появилось много новых меховщиков: бывшие цеховики увеличили объемы производства и превратились в крупные предприятия. Например, в районе Кавказских минеральных вод каждый город — огромный меховой кластер. В постсоветское время мы производили самое большее 55 - 60 тысяч меховых пальто в год. Сейчас изготавливаем из пушнины около 1,5 - 1,8 тысячи изделий — столько мы не делали их никогда. В их числе и очень качественные дорогие изделия. У нас представлен полный диапазон мехов: соболь, рысь, лиса, норка, бобер и другие.

— Какой мех самый дорогой?

— Соболь.

— Сколько может стоить шубка из соболей?

— От 900 тысяч до 1,5 миллионов рублей. Известный российский дизайнер Ирина Крутикова, с которой мы работаем, часто привозит нам отшить из соболей свои заказы. У нее изделие дешевле 4 - 5 миллионов рублей не бывает: 7 - 10 и больше. Вообще, соболиная шуба может стоить и 15 миллионов.

«Бренд «Мелита» известен и пользуется доверием покупателей»
«Бренд «Мелита» известен и пользуется доверием покупателей»

«БОРИС НИКОЛАЕВИЧ ЕЛЬЦИН НОСИЛ ГОЛОВНОЙ УБОР НАШЕГО ПРОИЗВОДСТВА»

— А своя дизайнерская служба у вас есть?

— Да, есть и своя давняя, сильная лаборатория. Наши специалисты — победители многих российских и международных конкурсов. В прошлом году, например, получили на конкурсе в Москве за дизайн «Золотое веретено».

— Бываете ли вы на международных меховых выставках?

— Я лично каждый год езжу в Милан. В Гонконг не всегда — летают наши специалисты. Это две основные меховые выставки в мире, поэтому мы на них присутствуем. Иногда даже со своей коллекцией. Нужно видеть, куда движется меховой мир.

— Законодатели мод — итальянцы?

— Эта креативная нация лидирует и в мехах. Сначала в норке была вертикальная разбивка, сделали горизонтальную, затем — диагональную и еще много чего другого. Рукав полный, три четверти, одна вторая, одна четверть... А какая отделка? 20 с лишним лет назад мы, наверное, одними из первых в мире стали делать комбинации: в классические пальто из норки и лисы вкрапляли другую пушнину. Последние 7 - 8 лет этот тренд стал повсеместным.

— Помню, ваши мутоновые шубки «с картинами» смотрелись ярко и необычно.

— Это было больше подиумное направление. Но такие модели для повседневной жизни мы в некотором объеме тоже выпускали.

— Знаю, раньше к вам приезжало одеваться много VIP-персон из Москвы.

— Что было, то было. Борис Николаевич Ельцин носил головной убор нашего производства. Наина Иосифовна у нас в салоне покупала изделия. В том числе для внуков. VIP-персоны к нам приезжают до сих пор. Когда заходят в зал, где представлена пушнина, удивляются: «Оказывается, в России делают качественную продукцию. Почему вы не говорите об этом?!» Я задаю встречный вопрос: «Если мы дадим рекламную статью, кто поверит? Человек должен увидеть это сам». Не скрою, приятно видеть восхищение со стороны людей, привыкших к продукции Prada и Ferre. Много у нас и постоянных покупателей из той же Москвы, Самары, Ульяновска и других городов.

«В сырье у нас была огромная потребность. А у зверосовхозов кто возьмет подороже, тому и отдадут»
«В сырье у нас была огромная потребность. А у зверосовхозов кто возьмет подороже, тому и отдадут»

В МИРОВЫЕ ЛИДЕРЫ ВЫВЕЛ... БОБЕР

— В России шуба прежде всего предмет женского гардероба. Что можете сказать о предпочтениях прекрасной половины?

— После мутона женщина всегда покупает норковую шубу.

— А вы на ее месте какую шубу бы предпочли?

— Из бобра. Его мех более ценный, теплый, да и долговечный. Неслучайно в 50 - 60-е годы прошлого века — начало массового производства в мире меховых изделий — шкурка бобра оценивалась в пять раз дороже норки.

— Бобровые шубы не нашли широко распространения из-за дороговизны?

— Отчасти. Дело еще в том, что сделать качественную выделку зажиренных шкурок бобра могут единицы. Мы, бесспорно, мировые лидеры. Фотография нашей шубы из бобра целый год украшала обложку главного в меховом мире журнала Red book, причем бесплатно для нас. Однажды у меня в нашем салоне состоялся такой диалог с вице-президентом североамериканского пушного аукциона American Legend. Он: «Я согласен, что ваши изделия из бобра лучшие, но норка и другая пушнина не отличается от итальянской». Я позволил себе ему возразить: «И все же они лучше итальянских хотя бы потому, что не нуждаются в холодильнике для хранения».

— А где берете шкурки — у нас же вроде нет бобровых ферм?

— Их на фермах и не выращивают — вылавливают в природе. Мы покупаем их в Америке и Канаде, они поставляют до полумиллиона шкурок бобров в год. В России этих зверьков, наверное, не меньше, но серьезной заготовки никто не ведет. Самое большее — обращались с 200 шкурками. А там мы летом купили 7 тысяч шкурок, сейчас идет отгрузка еще 9 тысяч.

— Но к сезону вы уже опоздали.

— У нас это непрерывный процесс. Активные продажи меховых изделий традиционно начинаются в августе, достигают максимума в ноябре и заканчиваются в середине января. В этом августе продажи были в два-три раза хуже обычных. Меховщики рассчитывали на повышение покупательской активности с наступлением холодов. Увы, продажи остались на прежнем уровне. На этом фоне выросло число обращений по поводу реставрации шуб.

«У нас представлен полный диапазон мехов: соболь, рысь, лиса, норка, бобер»
«У нас представлен полный диапазон мехов: соболь, рысь, лиса, норка, бобер»

«СЕКРЕТЫ ТЕХНОЛОГИИ НАХОДЯТСЯ НА КОНЧИКАХ ПАЛЬЦЕВ»

— В чем специфика мехового производства?

— Шуба — вещь технически сложная. Процесс выделки сырья — это десятки различных технологических операций, которые порой длятся до трех недель. Раньше на реставрацию приносили шубу, которую проносили 20 - 30 лет. И она оставалась качественной, только фасон устарел.

— Как этого удавалось достичь?

— Наша технология выделки уникальна.

— Не раскрываете ее никому?

— Какие-то нюансы не раскрываем. Для зарубежных фирм главное, чтобы вещь была легкой и пластичной. Летом в шкафу плюс 30 градусов: кожевая ткань раздубливается, начинает расползаться, волос выпадает. И шуба вместо 10 - 15 лет носки приходит в негодность уже через год - два. Поэтому и говорят: надо хранить шубы в холодильнике.

В СССР все предприятия работали по ГОСТам. Главное их требование — шуба должна быть долговечной. А это определяет температура сваривания кожевой ткани. ГОСТ предусматривал 55 градусов. Летом в деревнях тулуп мог лежать на печи, а зимой в нем ходили. И так десятки лет. Вещи были качественными, но в то же время жесткими и тяжелыми. Наши шубы тоже были нелегкими — мутоновая весила 7 килограмм и грела отчасти из-за того, что в ней тяжело было ходить. Высокая температура сваривания кожевой ткани и ее пластичность — антагонисты. Но наши технологи смогли и ГОСТовскую температуру сохранить, и при этом сделать меховые пальто легкими и пластичными. Секреты технологии у наших специалистов находятся на кончиках пальцев. И их опыт может только непрерывно передаваться.

«Некогда в России выращивали 18 миллионов норок в год»
«Некогда в России выращивали 18 миллионов норок в год»

«МЕХОВОЙ БИЗНЕС НУЖДАЕТСЯ В ПОДДЕРЖКЕ»

— За счет чего предприятие сегодня пытается выжить?

— В поддержку меховому производству мы стали развивать арендный бизнес: неиспользуемые площади сдаем предпринимателям. В «Меховом квартале» рядом с нашим салоном разместились около 30 фирм-арендаторов, которые продают меховую продукцию широчайшего диапазона.

Арендный бизнес позволяет уменьшить зависимость от сезонности. «Меховой квартал» пока не приносит коммерческой выгоды. Поскольку у меховщиков сейчас не лучшие времена, мы держим невысокую среднегодовую арендную ставку — 375 рублей за квадратный метр. Она едва покрывает затраты на содержание комплекса. Но для нас это долговременный проект. Хотим, чтоб в Казани было место, где покупатель мог увидеть практически любую меховую продукцию. Этот традиционный меховой район города — улица носит название Меховщиков — должен жить.

А еще мы запустили производство технического текстиля: резинки, ленты, текстильные тросы, стропы, канаты. Миллионами метров изготавливаем георгиевскую ленточку. Можем делать даже бинты. Это современное производство с уникальным оборудованием — в России такого нет ни у кого.

— Текстиль используется в меховых изделиях?

— Нет. Это сделано опять же для поддержки основного бизнеса. То и дело беседуем с друзьями: выживем-не выживем.

— Они тоже меховщики?

— Да, крупные сетевики. Например, владелец фирмы «Алеф» Валерий Абреков в меховом бизнесе уже 40 лет. Некогда был директором первой в Пятигорске меховой фабрики, поставлял нам сырье на выделку. Наши дружба и сотрудничество начались больше 20 лет назад. Или хозяин «Снежной королевы».

— Дружите с конкурентом?!

— Дружба с Вугаром Исаевым — громко сказано, мы знакомы. Конкуренция не должна мешать нормальным человеческим отношениям. Уже не говоря о том, что нельзя замыкаться в своих рамках: ничего хорошего из этого не выйдет.

«Сейчас мы и 300 детских шубок в год не шьем – малыши перешли на пуховики»
«Сейчас мы и 300 детских шубок в год не шьем – малыши перешли на пуховики»

«ТЕЛЕВИЗОРЫ НА БАЗАРЕ НЕ ПОКУПАЮТ»

— Сейчас шубы продают, кажется, везде — на базарах и ярмарках...

— По внешнему виду не всегда можно определить, качественная это вещь или одноразовая. Не советую покупать шубу в сомнительных местах. Телевизоры ведь на базаре не покупают.

— Но норковые шубы даже в магазинах рекламируют за 50 - 70 тысяч рублей.

— Судите сами. Для того, чтобы вырастить качественную норку, ей нужно скормить 30 кг мяса и рыбы, плюс витамины, шоколад и прочие изыски. На одну шубу уходит 25 - 30 шкурок. Химматериалы для выделки очень дорогие, как и подклад. Поэтому, качественная норковая шуба за 50 - 70 тысяч рублей — это просто нереально. У нас, например, практически нет норковых шуб дешевле 100 тысяч рублей.

— Почему же изготовители и продавцы шуб идут на демпинг?

— Иногда под видом норки предлагают сурка, ондатру. Как минимум в 95 процентах случаев в России продают норку, выращенную в Китае.

Но мех зверька, в рационе которого рыбу и мясо заменили соей, не может быть качественным — у него нет плотности волоса и блеска. Плюс к этому упрощенная и укороченная выделка, нещадное растягивание шкур при пошиве и контрабандный ввоз в Россию — вот и получилась норковая шуба за 70 тысяч рублей. Никого же не удивляет, что есть туфли за 300 рублей, а есть за 10 тысяч и даже дороже. А вот разница в цене между китайской норковой шубой за 70 тысяч рублей и высококачественной за 150 - 200 тысяч вызывает крайнее удивление.

— А вы какое сырье используете? Не китайское?

— Дикую пушнину — бобра, рыси и койота мы закупаем в Америке и Канаде, а соболь и куницу — у российских промысловиков. Клеточная пушнина (норки, лисы) поступает из зверосовхозов. Есть и европейская норка. Мы традиционно закупаем только первоклассное сырье.

— В Татарстане сохранились зверосовхозы?

— Бирюлинский, Кощаковский и Матюшинский зверосовхозы живы, хотя, конечно, выращивают норку не в прежних объемах. У них сейчас тоже сложные времена: спрос на меховые изделия резко упал. Падают цены на пушнину и на мировых аукционах.

— Значит, можно ждать снижения цен на шубы?

— Вряд ли. Рублевая себестоимость изделий остается высокой. И не только из-за импортной составляющей. Затраты в отечественной валюте тоже растут. Например, с 1 июля нам на 47 процентов подняли тарифы на теплоэнергию, а процесс выделки очень энергоемкий. К тому же при двукратном падении рубля мы практически не поднимали цены.

«КОММЕРЧЕСКАЯ ЖИЛКА ДАЛА О СЕБЕ ЗНАТЬ В ДЕТСТВЕ»

— Сколько себя помню, ваше имя связано с «Мелитой».

— Я на этом предприятии 26 лет. Из них 14 лет — генеральный директор.

— Как вы оказались на предприятии?

— Случайно. Пришел в январе 1990 года устраиваться главным энергетиком.

— Так просто взяли и пришли?

— Да не было тогда никаких конкурсов. Я знал, что нужен такой специалист.

— Какой багаж у вас к этому времени был за плечами?

— После окончания Казанского филиала Московского энергетического института я отслужил в армии, работал на «Теплоконтроле» инженером и заместителем начальника цеха, на РТИ заместителем главного энергетика и главным инженером завода нефтесмазок. А потом в объединении «Казаньрезинотехника» произошла структурная реформа, и я уволился.

— Далеко не каждый главный энергетик встает у руля предприятия. Как это произошло в вашем случае?

— Это была цепь случайных событий. Я два года проработал главным энергетиком, как страна вошла в рынок. Старые связи потерялись, необходимо было устанавливать новые. И на «Мелите» создали большое коммерческое управление.

— Нужно было налаживать сбыт продукции?

— В то время — в 1993 - 1994 годах — для меховых предприятий главной проблемой был не сбыт продукции, а закупка сырья. В нем была огромная потребность. Зверосовхозы стали свободными: кто возьмет сырье подороже, тому и отдадут. Сначала я совмещал работу главного энергетика и начальника коммерческого управления. А потом перешел исключительно на коммерческую работу.

— В вас всегда чувствовалась коммерческая жилка?

— Она дала о себе знать еще в детстве.

— Как это проявилось?

— Мне было 12 лет, когда мы переехали из коммуналки, где жили вшестером (родители, бабушка, брат, сестра и я), в трехкомнатную квартиру. Места в ней было много, и я завел шесть аквариумов. Разводил рыбок и продавал на птичьем рынке. В хорошие дни выручал 10 рублей, по тем временам огромная сумма. Карманные деньги у меня были всегда. Но они нередко шли на пополнение семейного бюджета: если у матери не хватало денег, я отдавал свою выручку ей. А как поступил в институт, пошли стройотряды. Мы каждый год ездили шабашить в Сибирь. Я был бригадиром и зарабатывал за лето приличные по тем временам, тем более для студента, деньги — 700 - 800 рублей. А во время учебы я подрабатывал в детском саду сторожем.

«ДОЛГОВ БЫЛО БОЛЬШЕ, ЧЕМ АКТИВОВ»

— Вы теперь один из совладельцев «Мелиты».

— С момента приватизации в 1992 году и вплоть до 2000 года акции предприятия не стоили ничего. У него было больше долгов, чем активов. Кредиторская задолженность, бывало, достигала 450 миллионов. Нам были должны колоссальные суммы за спецзаказ, но расплачивались суррогатами — казначейскими обязательствами. Работники «Мелиты» не верили в предприятие и продавали акции. Я был в числе тех, кто верил и акции покупал.

— Сегодня существует не одно предприятие с названием «Мелита». Отдельные виды деятельности вы выделили в самостоятельные предприятия?

— Да. Производство текстиля — одно предприятие, торговый дом — другое, арендный бизнес — третье и т. д. Точно так же выделка — это один вид бизнеса, а пошив — другой. Кстати говоря, за рубежом не принято, чтобы одно предприятие занималось и выделкой, и пошивом. Некоторые шьют шубы из купленных полуфабрикатов.

— Предприятия полного цикла — наследие советских времен?

— Да. Неслучайно мы раньше назывались Казанским меховым комбинатом.

— Что «Мелита» представляет из себя сегодня?

— Мы оптимизировали структуру, и теперь она упрощенная, без всяких наворотов. На многих предприятиях, даже с меньшими чем у нас оборотами, существуют целые управления и отделы. А у нас, например, снабжением занимается один человек вместо прежних 52. На строительстве тоже хватает одного сотрудника. Я считаю, что загрузка каждого человека должна быть максимальной.

— А сколько человек работает на предприятии?

— Около 250. Вроде бы мало по сравнению с советскими временами, когда на «Мелите» трудилось 5,5 тысяч человек, а на самом деле много. Это тоже оптимизированное количество. И дай Бог при нынешнем катастрофическом падении рынка сохранить этот коллектив.

Зимний сад спасает от стрессов
Зимний сад спасает от стрессов

«НИ В ОДНОМ ДЕЛЕ НЕ БЫВАЕТ МЕЛОЧЕЙ»

— У вас есть увлечения?

— Я люблю читать.

— Книги по менеджменту и управлению?

— И их тоже. А также аналитику по экономике. Надо всегда быть в курсе того, что происходит в мире, — от этого зависит бизнес. Информация позволяет принимать правильные решения. Люблю кататься на горных лыжах. Раньше мы все субботы-воскресенья ездили на Свиягу. Сейчас пореже, но все-равно регулярно.

— У вас один из самых красивых рабочих кабинетов. Чья заслуга?

— С дизайном и кабинета, и территории помогала жена. По образованию она музыкант, но занимается у нас строительством. У меня большая часть времени проходит на работе. Я приезжаю сюда и в субботу, и в воскресенье.

— Есть необходимость?

— Просто привык. Мне даже в отпуск тяжело уехать надолго, стараюсь не отсутствовать больше недели.

— Рядом с рабочим кабинетом у вас зимний сад. Растения спасают от стрессов?

— Не только они. Там еще и открытые аквариумы с морской водой — можно сказать, дышим морским воздухом.

— Каковы ваши секреты успешного бизнеса?

— Ни в одном деле не бывает мелочей. В малом и среднем бизнесе именно на них все и теряют. Каждая копеечка должна быть четко обоснована. Товарищ рассказывает мне недавно, что брат собрался делать ремонт. Я в ответ: мол, тоже много помещений ремонтирую, а потом сдаю их в аренду. Он возразил: «Ты делаешь для бизнеса, а он хочет улучшить свой офис». Я с ним согласился: «Сейчас не время». В кризис надо минимизировать затраты один раз, после этого еще раз и минимизировать в третий. Только так сейчас можно выживать.