Эдуард Ковалев: «Удмуртия и Чувашия к нам в очереди стоят, чтобы мясо привезти. Но мы работаем с нашими»

«ЕСЛИ ГОСУДАРСТВО ВОЗЬМЕТСЯ, ТО РУКИ ВЫВЕРНУТЬ СМОЖЕТ, НО БУДЕТ ЛИ ПОЛЬЗА?»

— Эдуард Вадимович, недавно в правительстве РФ заговорили о возможном ограничении поголовья скота в личных подворьях. Дескать, во многих ЛПХ сотни коров, они являются конкурентами агрохолдингов, а налоги не платят. Подразумевается, что при наличии ограничения крупные ЛПХ будут регистрироваться как предприниматели. Инициативу поддержал министр сельского хозяйства РФ Александр Ткачев, который владеет крупным агрохолдингом.

— Было бы странно, если бы он ее не поддержал.

— Но это затрагивает Татарстан, так как политика республиканских властей направлена на увеличение поголовья КРС.

— Беспредела, конечно, быть не должно. Но зная ситуацию по КРС, скажу, что у нас в Татарстане она аховая. У нас его практически нет. Даже по сравнению с Удмуртией: только в Можгинском районе 25 - 30 тысяч голов скота. Так что надо любыми способами наращивать поголовье. С другой стороны, если частные, не зарегистрированные держатели крупного поголовья из частников перейдут в фермеры, начнут платить налоги, это же хорошо. Все это, конечно, ведет к удорожанию: налоги, документация, регистрация в органах санитарного надзора и ветеринарии. Короче, деньги, деньги и еще раз деньги. И захотят ли «черные» становиться «белыми»?

Люди, которые выращивают скот «в темную», конечно, составляют конкуренцию холдингам. Естественно, проще взять бычка на откорм на лето. Осенью его забил, продал частным лицам, может быть, даже без клеймения у ветеринаров, налоги не заплатил. А дальше по цепочке: спрос на рынке падает, мясо не продается, цена уменьшается, добросовестный предприниматель недополучает деньги в виде доходов, государство — в виде налогов. Так что линию государства я в этом вопросе поддерживаю, но, повторюсь, без беспредела.

— А вы не считаете, что, если такое постановление появится, то повторится массовый забой скота, как во времена Хрущева?

— Я думаю, что на сознательность людей, «в темную» выращивающих скот, полагаться не стоит. Однозначно все вырежут и цену обвалят. Я не зря говорю, что все должно быть сделано по уму. Хотя бы назначить время перехода к легализации скота. Например, полгода. Тогда вероятность того, что все побегут резать скотину одновременно, уменьшается. Самое главное, чтобы была стабильность на рынке. Можно, конечно, достать старый запыленный «Маузер» и в память о продразверстке всех переписать и арестовать. Но времена сейчас не те, люди не те и сознание не то. Хотя если государство возьмется, то руки вывернуть сможет, конечно. Будет ли польза? Скорее нет, чем да. Просто поголовье опять уменьшится. Вероятность, что кто-то будет легализоваться, минимальна, ведь человек занимается таким бизнесом именно потому, что он ни с кем не делится. И как только все перейдет в правовое поле, он свернет дело или будет договариваться с контролерами, что будет намного проще, как это зачастую бывает. Пользу государство получит, скорее всего, только в том, что легальный бизнес вздохнет свободно и сократятся возможные случаи воровства кормов и потравы посевов.

— А вы с частниками работаете по закупке мяса?

— Нет, конечно! У нас фирма сертифицированная, мы позиционируем себя как серьезную компанию, обеспечиваем мясом школы, детсады, практически все крупные больницы Закамского региона. Наши партнеры — только сертифицированные предприятия, где промышленный забой, где соблюдаются все установленные правила.

«Мы позиционируем себя как серьезную компанию, обеспечиваем мясом школы, детсады, практически все крупные больницы Закамского региона»

— В советские времена практически в каждой деревне были большие коровники, а сейчас большинство пустует. Куда это все делось?

— Это же все пропало в 90-е годы, разворовали все! А чтобы это все поднять, понадобится много времени. Но могу сказать, что сейчас для этого очень много делается. Я один из участников общественной организации «Деловая Россия». Мы очень плотно работаем с правительством. Много возможностей сейчас появляется для помощи фермерам: субсидии, займы с отсрочкой платежа, с минимальными процентами, «Лизинг-гранты» с погашением государством до 50 процентов. И люди участвуют, начинают верить власти и государству. К сожалению, доверие еще только в зачаточном процессе.

Основной проблемой в развитии животноводства КРС являются огромные начальные капиталовложения. В развитии свиноводства и птицеводства все проще: прирост коммерческого поголовья происходит намного быстрее, и первоначальные затраты на закупку продуктивного поголовья меньше. К слову, оборот по КРС: 1 голова в 1,5 - 2 года, свинина — 4 месяца, курица — 1 - 1,5 месяца. По стоимости одной головы, думаю, говорить не стоит, и так все понятно.

— А ваши поставщики из каких регионов?

— Мы работаем с татарстанскими партнерами. Могу сказать, что Удмуртия и Чувашия к нам в очереди стоят, чтобы мясо привезти. Но мы работаем с нашими.

«МИФ О ТОМ, ЧТО ИМПОРТНОЕ МЯСО ПЛОХОЕ, ПРИДУМАЛИ ЕГО ПОСТАВЩИКИ»

— А в структуре ваших продаж какое соотношение импортного мяса и местного?

— По-разному бывает. Цена, конечно, имеет немаловажное значение. Бытует мнение, что импортное мясо очень плохое. Вы удивитесь, но этот миф придумали люди, которые как раз возят говядину из-за рубежа.

А дело было так. Декабрь 2007 года, на экраны страны выходит документальный фильм про импортное мясо. Показывают прицеп-рефрижератор, его открывают, там валяются какие-то гнилые туши. Причем якобы из Польши мясо привезли, а я про польское мясо в жизни до этого не слышал (на рынке мясо из Бразилии, Аргентины, Уругвая, Парагвая). Фильм показывали по центральному каналу и аудиторию на протяжении часа заряжали на негатив к импортному мясу, якобы оно очень плохое. Я за все мясо сказать не могу, но все изготовители копченостей, колбас, пельменей, мясных полуфабрикатах к тому времени уже крепко сидели на импортном мясе, и обыватель разницу как-то не замечал, а тут такое!

И буквально через месяц Госдума принимает решение об ограничении импорта мяса, мотивируя негативным общественным мнением и претензиями к качеству Роспотребнадзора. Ввоз импортного мяса сократили сразу на 50 процентов. До этого мы покупали импортную лопатку бескостную по 85 рублей. Отечественное мясо на кости тогда стоило 97 рублей. А после ограничения ввоза эта же лопатка сразу поднялась в цене до 156 рублей! И нам говорят, что оно, дескать, подорожало именно за рубежом. Как будто мы, предприниматели, дураки! Как будто сидит где-то бразильский бизнесмен, продает в Россию 3 миллиона тонн каждый год, а потом ему говорят, что возьмем не 3 миллиона, а 1,5. И якобы после этого он начинает поднимать цену на свое мясо. Но так же не бывает!

Однозначно, там был обвал по ценам. А вот те, кто привозил мясо из-за границы, они-то и подняли цену. Вопрос: кому выгодно было запускать информацию о некачественном импортном мясе? А в Бразилии на рынке мясо говядины бескостной тазобедренной части как стоило 1 американский доллар, так и стоит. В Таиланде, где мясо считается дорогим продуктом, килограмм бескостной свиной лопатки на рынке стоит 120 батов, до девальвации это 120 рублей. По миру ездим, интересуемся продуктом. Ходят слухи, что на рынке засилье мяса кенгуру и бизонов. Для справки: кенгуру, может быть, и можно замаскировать под барана, но никак не под корову или быка, а килограмм бизоньего мяса стоит 40 американских «рублей», что говорит о том, что продавать его даже по 300 наших российских может только или конченный филантроп или очень больной на голову предприниматель. Могу с уверенностью сказать: в нашем бизнесе таких нет.

«Если сравнивать в промышленных масштабах, по качеству в партии, то, конечно, импортное мясо лучше. Разве можно Mercedes с «Запорожцем» сравнивать?»

— А санкции на мясо действуют?

— На европейское — да. Мы раньше брали когда-то свинину компании Danish Crown. Но это было давно, последний раз года три назад. Европейское мясо очень жирное. Бразильское гораздо лучше. Его выращивают на свободном выгуле, без всяких антибиотиков, сочность нормальная, а наружного жира не так много.

— А по качеству какое мясо лучше — импортное или наше?

— Если сравнивать в промышленных масштабах, по качеству в партии, то, конечно, импортное. Разве можно Mercedes с «Запорожцем» сравнивать? За границей же занимаются разведением скота династически, десятилетия, а то и столетия. А у нас уже и генофонда по КРС практически нет, породы вырождаются. Этим же нужно заниматься, селекция должна быть.

В импортном мясе нет никаких химикатов, оно забивается в чистоте. Замораживают его шоковым методом, то есть практически мгновенно. Ледяной кристалл не успевает вырасти и разорвать волокна. Качество забоя и первичной переработки таково, что там практически нет бактерий. И мясо при нормальном температурном режиме, при минус 18 - 22 градусах, сюда доставляется. А когда вы на рынке берете мясо, кладете в морозилку, мясо замораживается медленно. Там ледяные кристаллы начинают расти, они рвут волокна, клетки. И потом, при разморозке, сок вытекает в больших количествах, то есть мясо становится суше и хуже на вкус. Везут говядину из Латинской Америки кораблями. Это тоже кого-то может пугать. Но у мяса срок хранения — год минимум при нормальных условиях. А так можно и два, и больше, хранить. Я когда в 1988 году служил в Заполярье, мы ели венгерскую свинину, которая в вечной мерзлоте лежала, на печатях производство 1983 года было. И нормальное мясо — размораживаешь и ешь.

— А что влияет на цену на мясо на мировом и внутреннем рынках?

— Тоже факторов много. Как правило, цена на местное мясо поднимается в течение месяца после того, как подорожало импортное. Но есть у нас очень мощное мясное лобби. Они очень хорошо знают рынок и прекрасно умеют на нем играть. Если им, допустим, надо, чтобы у них импорт продавался, они не опускают, а поднимают на него цены. Соответственно, производители, которые пользовались импортом, а это практически все, переходят на более дешевое местное сырье. Местное мясо, так как его мало, мгновенно съедается и, соответственно, начинает дорожать, и через какое-то время начинает стоить дороже импортного. После этого импорт «сдает» в цене до первоначального значения и начинает пользоваться спросом. Местное мясо опять начинает прирастать и падать в цене. И так по кругу на протяжении нескольких лет. Правда, сейчас манипулировать рынком намного сложнее, потому что мясо стало не таким востребованным продуктом, так как покупательская способность населения ввиду кризиса резко упала.

— А частники, торгующие мясом на рынке, составляют вам конкуренцию?

— Скажем так, они нас очень подводят. Как действует рыночник? Раньше, допустим, он продавал за день 5 туш и имел прибыль в 10 процентов. Потом цена поднялась, покупательская способность упала, и он продает уже одну тушу. Идет трудный для него период — народ привыкает к новым ценам. Потом цена везде опускается, это может происходить по многим факторам: поголовье увеличилось, импортная говядина в цене упала, и переработчики перестали закупать отечественное сырье. А на рынке этого не происходит, там продают по прежней завышенной цене. То есть теперь рыночник продает так же одну тушу, но имеет все 100 процентов прибыли. Естественно, мясо через рынок не уходит. Из-за этого его становится много, и оно еще больше падает в цене. Для предприятий, работающих на госзаказе, начинаются темные времена, так как на торги начинают выставляться «предприниматели», которые начинают доставать мясо из таких углов, в которые даже «Макар телят не гонял». В результате опускаешься до минимума, чтобы удержать рынок. В итоге мы получаем головную боль, потребитель получает дорогой продукт с наценкой рублей этак на 150, а рыночный торговец — гиперприбыль. А конкуренции между нами нет. Мы вращаемся в разных сферах.

«Мясник, работающий на себя, плохое мясо никогда не возьмет»

«ВЕЛИКА ВЕРОЯТНОСТЬ ПОПАДАНИЯ ЗАРАЖЕННОГО МЯСА В БЮДЖЕТНЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ»

— Во время встречи предпринимателей Челнов с президентом РТ Рустамом Миннихановым и бизнес-омбудсменом Тимуром Нагумановым вы подняли вопрос о том, что госконтракт на поставку мяса должен заключаться не на полгода, а на три месяца из-за того, что цена резко скачет. После этого хоть что-то поменялось?

— Все поменялось, огромное спасибо Рустаму Нургалиевичу! Реакция последовала практически сразу. Мне позвонили: так и так, по вопросу, который вы задавали, хотят встретиться, приезжайте во дворец президента. Был уверен, что с каким-то исполнителем будет беседа. Приехал, а там целую комиссию собрали у помощника президента Нурутдинова (Айрат Нурутдинов, помощник президента РТ — прим. ред.). Присутствовали и представители госзаказа, и минсельхоза, и службы Тимура Нагуманова. Я еще раз объяснил свою ситуацию. Реакция была опять же очень быстрой. Все было оформлено приказом, и на сегодняшний день действуют трехмесячные контракты по мясу вместо полугодовых.

Я вообще хочу сказать, что в плане поддержки бизнеса сейчас многое меняется. В руководство республики пришли новые люди. Спасибо правительству, президенту, службе Нагуманова Тимура Дмитриевича, хорошо действуют. Любой сигнал сразу в работу идет, видно, что им это небезразлично. Поэтому хотел бы обратиться к предпринимателям: не надо бояться, сейчас время для того, чтобы работать. Надо помочь государству: брать деньги, которые оно дает, использовать его в своем бизнесе, платить налоги, создавать рабочие места. Есть возможности для этого. Сейчас ситуация не та, чтобы наживаться на чем-то, сейчас надо работать.

Да, есть вопросы: по налогам, по законам. Что-то надо менять. Но никто, кроме нас, этого не сделает. Мы, предприниматели, сами должны помочь себе. Кто лучше нас знает наши проблемы? Никто.

— Вы, когда свой вопрос задавали, даже удивили президента, назвав цену на свою продукцию — 210 - 220 рублей на начало июня, в то время как министр сельского хозяйства РТ Марат Ахметов сказал, что в казанском агропарке она стоит 230 - 270 рублей. Сейчас, когда инфляция довольно сильная, какие цены вы предлагаете, участвуя в тендерах?

— Как всегда, самые низкие цены в регионе.

— А насколько тесно сейчас на рынке мясопереработки?

— Очень тесно. Даже если судить только по тендерам, там бывает до 5 - 6 участников. Торговаться нелегко. Особенно если учесть, что мы находимся не в равных условиях с некоторыми «товарищами», которые ведут себя нагло, неправильно и, я бы сказал, опрометчиво. Они возят потребителям мясо вынужденного забоя, думая, что это им сойдет с рук. Если у нас появляется по таким фактам информация, мы, естественно, передаем ее в органы. Но все же есть такие поставщики, которые реализуют такой товар и на рынке госзаказа в том числе. Ветеринары, однозначно, этот скот не осматривали.

Дело в том, что есть закон, по которому ветеринарная служба не может проверять поставщиков мяса чаще, чем раз в три года. Я считаю, что это неверно в данном конкретном случае, эти нормы были прописаны абсолютно не понимающим проблему человеком. В результате чего, я так считаю, очень велика вероятность попадания зараженного мяса на пищеблоки бюджетных организаций, отказывающихся от обязательной сертификации производства, с которого они принимают продукцию. Только сертифицированное производство может предоставить безопасность вырабатываемого сырья в силу методов контроля технологии, санитарно-эпидемиологических норм и обязательного присутствия обученного персонала: технологов и врачей ветеринарной службы.

А что касается недобросовестных поставщиков, мы этих людей пытаемся выбивать с рынка. Но не всегда это удается, так как работать по госзаказу приходится, имея 2 - 3 процента рентабельности. Кроме того, неизвестно, какая ситуация будет по мясу в плане цен на ближайшие месяцы — поднимется она или упадет. Так что есть даже риск работать в минус. А эти люди за 2 - 3 процента работать не будут, минимум за 50. И им легче торговаться, потому что они бросовое мясо покупают. Сложно нам с ними соперничать, но мы стараемся.

«Только сертифицированное производство может предоставить безопасность вырабатываемого сырья в силу методов контроля технологии, санитарно-эпидемиологических норм и обязательного присутствия обученного персонала»

— А разве предприятия общественного питания не должны проверяться постоянно?

— Нет, тут вопросов нет, контролируют их постоянно, как и нас. На каждом пищеблоке работает программа производственного контроля. Берут анализы, замеряют освещенность и так далее. Все акты подшиваются. Вопрос именно по ветеринарной службе. А эти нечистые на руку товарищи просто пользуются тем, что люди, которые работают в пищеблоках, не особо компетентны в документах. Привезли им мясо, показали ветеринарную справку, накладную, ну и вроде все нормально. А то, что в этой справке и накладной вес должен до грамма сходиться с привезенным им весом мяса, они не знают...

— И все-таки вы говорите, что ветеринары это плохое мясо не осматривали. В то же время ветеринарная справка на него есть. Как так?

— В общем, схема такая. Звонят такому человеку, например, с колхоза, говорят: у нас здесь корова под вынужденный забой, такие случаи в любом хозяйстве происходят часто. Он приезжает туда, забивает ее, как правило, прямо на месте с нарушением всех правил. Ставит поддельные ветеринарные печати и везет в город вместе с хорошим мясом. Хорошее мясо показывают в ветеринарной инспекции, получают на него ветеринарную справку и везут... без справки в мясную лавку. А мясник, работающий на себя, плохое мясо никогда не возьмет. Но и ветеринарная справка ему зачастую не нужна, так как перед ветеринаром он отчитывается раз в месяц, а сколько у него за это время прошло мяса, он, может быть, даже и сам уже не знает. А некачественное мясо везется уже с ветеринарной справкой в больницу, детский сад, школу, на завод. Вот только одно несовпадение может быть — это вес.

Я сам лично видел эти «ветеринарки» и накладные, даже фотографии есть. Если, например, мы везем мясо, у нас вес, указанный в справке, и реальный до грамма совпадает. А там на одну «ветеринарку» три накладные идут разными днями, и вес десятками килограммов отличается. И получается, что на госзаказе мы работаем, имея все минусы: оплачиваем ветеринарную инспекцию, санэпидемстанцию, зарплату, налоги, все хозяйство содержим. Мы изначально в более сложной ситуации, когда нам приходится с такими людьми играть на аукционах. И для того, чтобы удержать заказ, опускаем цену очень серьезно, бывает, что и в минус уходим.

«КОГДА ДЕТСАДЫ ПЕРЕШЛИ НА АУТСОРСИНГ, ЦЕНА ПИТАНИЯ ВЫРОСЛА В ДВА РАЗА»

— А школы, детсады и больницы — единственное ваше направление?

— Нет, конечно, мы поставляем мясо в рестораны и кафе. Если бы только на госзаказах работали, лето для нас было бы гибельным, потому что бюджетные учреждения в это время года почти пустуют. С КАМАЗом сотрудничаем уже 10 лет. Сначала напрямую, сейчас через корпорацию Sodexo. Но у КАМАЗа объемы очень сильно упали, конечно.

— У Sodexo есть какие-то особые требования?

— Основное особое требование — это низкая цена. Ну и качество, конечно, чтобы было.

— А чтобы стать поставщиком КАМАЗа, тоже надо выиграть тендер?

— Да какой там тендер? Они выбирают лучшую цену — и все. Ну еще смотрят на нас, что мы такие красивые: мы тут рядом, не из других регионов, которым надо еще 200 километров проехать. В общем, есть нюансы. И цена у нас приемлемая для Sodexo.

«Сейчас манипулировать рынком намного сложнее, потому что мясо стало не таким востребованным продуктом, так как покупательская способность населения ввиду кризиса резко упала»

— «БИЗНЕС Online» проводил ряд круглых столов с представителями разных сегментов рынка. И многие предприниматели говорили, что в тендерах вообще нет смысла участвовать потому, что зачастую они прописаны под конкретного поставщика. А вы участвуете и выигрываете?

— Во-первых, надо быть специалистом в своей сфере бизнеса. Во-вторых, необходимо иметь определенный запас прочности. Потому что разные ситуации бывают. Мы почему поднимали вопрос перед президентом о заключении трехмесячных договоров вместо полугодовых. Как раз потому, что ситуация зачастую очень резко меняется. Вот в декабре прошлого года случилась девальвация рубля. А мы как раз аукционы по говядине выиграли — по 175 - 185 рублей за килограмм. Импорт, соответственно, подорожал. А не секрет, что цена говядины на внутреннем рынке зависит от цены на мировом. Потому что своей говядины у нас практически нет, а завозим из-за рубежа мы порядка 3 миллионов тонн в год. В январе наша фирма закупала мясо по 180 рублей, и оно тут же подскочило до 220. И мы до марта были вынуждены по этой цене закупать. А поставляли-то по 175 и по 185! И отказаться не можем. Это же наше основное направление. Отказались бы, пришлось бы уйти с рынка, потому что потом еще на два года тебя отстраняют от участия в аукционах как недобросовестного поставщика.

Конечно, можно было открыть новую фирму и так же работать, но решили честное имя компании не портить. Доработали полугодовые контракты в минус. Но, как говорится, нет худа без добра. По крайней мере, мы донесли до власти, что надо работать по трехмесячным контрактам. Это дает возможность для какого-то маневра. По крайней мере, если цена резко поднимется, ты будешь страдать месяц-полтора, но не полгода. Девальвация рубля сильно ударила по мясному бизнесу, потому что мясо — дорогой продукт, импортозависимый. Но мы все свои договорные обязательства выполнили. И ни один наш объект не «урезался», все были обеспечены мясом в полном объеме в соответствии с условиями контрактов.

— Сейчас некоторые бюджетные учреждения ушли в плане организации питания на аутсорсинг. Это решение считается современным. А вам, как поставщику мяса, это, наверное, невыгодно?

— Я ярый противник аутсорсинга, в частности, в больницах. Но дело тут не в выгоде, тут вопрос гораздо серьезнее. Раньше, в советское время, чтобы иметь возможность кормить определенное количество людей, ты должен иметь соответствующие площади, оборудование и т. д. Потому что это вопрос безопасности, так как в больницах питаются 300 - 500 человек, и до 900 бывает. Вот возьмем горбольницу №2 Челнов. Там свой пищеблок, и на аутсорсинг они уходить не хотят, потому что понимают, что это объект стратегический. А если что-то случится с этой кафешкой, которая туда еду бы возила? А так в больнице конкретно знают, что у них есть специалисты, которые отвечают за свои направления, знают, с кого спросить, и точно знают, какое здесь питание.

А в других больницах, думаете, то же самое? Если не ошибаюсь, в больницах существует шесть различных диет: соль, белки, жиры, углеводы и т. д. Вы думаете, если передать питание на аутсорсинг, кто-то будет возить все шесть? Мы же со всеми раздатчиками в объектах общаемся. И знаем, что возят только каши. И никто не следит за тем, чтобы диеты соблюдались. Потом, нельзя не учитывать, что доставляется питание в термосах. По нормативам, развозя в них, необходимо уложиться в 45 минут. Думаю, что в большинстве случаев это нереально. Кроме того, в термосах пища доготавливается, то есть переваривается, в чем тоже хорошего мало.

И при этом парадоксально, но уменьшилось число жалоб на питание со стороны пациентов. То есть кормили мясом, рыбой, овощами — жалобы были. Сейчас их нет. Как раз потому, что каши везут. Суп кто-то, может, не любит, или рыбу, или овощи. А кашу едят практически все. Или не едят, а питаются тем, что им из дома принесли. Ну это же неправильно?! А у нас выносится даже на государственный уровень, что аутсорсинг — это лучше. Но почему лучше-то? Если только тем, что аутсорсинг — это, как правило, бизнес кого-то из чиновников. А так ничего хорошего в аутсорсинге нет.

«Я ярый противник аутсорсинга, в частности, в больницах. Но дело тут не в выгоде, тут вопрос гораздо серьезнее»

— Ну, может, это хотя бы дешевле? Выгода же бюджету какая-то должна быть.

— Вот вам пример. Мы поставляли мясо в детсады с середины 2007 года до первого квартала 2008-го. Выигрывали на тендерах. На три месяца тогда выставлялась сумма в 90 миллионов рублей, игралось лотами: мясо, овощи, молоко, хлеб, все раздельно. Участвовали предприниматели со всего Закамья. И мы эту цену совместными усилиями снижали до 60 миллионов. И вдруг мы узнаем, что раздельными лотами перестали торговать. Начали проводить аукционы уже на организацию питания. То есть все продукты выставляются одним лотом так же на 90 миллионов плюс сверху 25 процентов за организацию питания. Ну я же не могу возить и мясо, и овощи, и фрукты, да еще и организацией питания заниматься. И никто не может. Кроме одной специализированной организации, у которой к этому времени все уже было готово... Так вот, когда мы занимались поставками, стоимость питания в детском саду была 250 рублей в неделю на человека. Как только появилась организация питания, тут же цена подскочила до 500 рублей. Я это очень хорошо помню. А чем была плоха старая система? Люди не те работали? Нет. Все воровали? Думаю, что нет. Может быть, кто-то прибыль не получал от этого? Думаю, да. Вот вам и аутсорсинг.

«ПОЛУЧАЕТСЯ, ЧТО В ДЕВАЛЬВАЦИИ ВИНОВАТ Я»

— Предпринимателей с активной позицией, которые поднимают острые вопросы перед властью, очень мало. Большинство все-таки старается, как говорится, «не играть с государством в азартные игры», не светиться.

— Я с вами не соглашусь. Предприниматель — это изначально такой человек, который хочет чего-то добиться. Он должен быть активным. Предприниматель должен много знать, уметь, определять, в каком направлении двигаться, чтобы достичь успеха, поднимать вопросы перед властями. Иначе ничего не добиться.

— Скажите, а с чего вы вообще начинали свою карьеру как предприниматель?

— С самого начала я работал только на себя. Еще когда учился в институте, в 24 года, занимался продажами «КАМАЗов», пока завод двигателей не сгорел. Потом, когда случился пожар, мы, как, наверное, и все, какое-то время находились в прострации. Через некоторое время начали сотрудничать с Тукаевской птицефабрикой, закупали у них куриные субпродукты для последующей реализации в городе. В 1995 - 1996 годах работали с «Татэнерго» по поставке ионообменных смол на Нижнекамскую ТЭЦ-1. А с 1997 года по 2003-й мы занимались медоборудованием и медикаментами. Все новейшее оборудование, которое в тот период безденежья было поставлено в город, было поставлено нами. Первые цветные комплексы УЗИ были завезены нами. Так же работали по другим городам: Нижнекамск, Бугульма.

Кроме того, занимались строительством. Вообще, «ТатНЭТ» изначально была строительной фирмой, ориентированной на работы по защите бетона от агрессивных сред, тепловые узлы по программе капремонта жилых домов в Челнах устанавливали. В общем, много чем занимался, но настает время, когда любой, иногда даже очень успешный бизнес, заканчивается. А с 2005 года я занимаюсь мясом.

— Какова цена входа на ваш рынок, сколько денег для этого надо?

— Несколько миллионов, 2 минимум. Но вам не дадут войти на этот рынок и тем более закрепиться. Очень тесно! Тем более сейчас. Не зная нюансов, можно потерять и гораздо большие суммы, чем те, которые я назвал. Я могу сказать, что только на мясе я два раза в ноль банкротился. Продолжать заниматься мясом я не переставал только из-за того, что самонадеянно думал, что это банкротство было в последний раз, и влетал в очередную ловушку. Это было следствие ошибок, которые я допускал, потому что многих вещей не знал.

«Планируем наладить реализацию с доставкой и по частным лицам. Вот как воду по квартирам развозят»

— А какие качества нужны, чтобы выжить на этом рынке?

— Сила воли и агрессивность в какой-то степени. Связи? Да нет, не нужны. Бытует мнение, что на госзаказе все решают связи и взятки. Мы в этой сфере уже 10 лет, и ни одного подобного факта не было, чтобы кто-то даже намекнул на взятку. Впрочем, нет, один раз было, но мы тогда отказались от контракта, в итоге к нам обратились вышестоящие органы с предложением вернуться, и мы выполнили этот контракт. В дальнейшем работали по этому учреждению без проблем.

— Сколько вас человек было в фирме, когда только начинали по мясу работать, и сколько сейчас?

— Нас было два учредителя, взяли еще кладовщика, бухгалтер была приходящая. Все. Площади тогда арендовали в «Челны-холоде». Столько лет уже прошло. Сейчас и рынок другой, и работа другая. Теперь в коллективе у нас 12 человек. Больше бы работали, если бы возможности расшириться были. Сейчас пытаемся стать резидентами промпарка «Развитие», основанного под опекой нашего президента Рустама Нургалиевича Минниханова. Созданы прекрасные условия: выделяют землю, подводят инженерные сети, дороги. Ты входишь, платишь символические деньги, строишь производство и работаешь. Встречались по этому поводу с главой администрации города Магдеевым Наилем Гамбаровичем, его первым замом Абдуллиным Ринатом Азгаровичем, большую помощь оказывает отдел по работе с предпринимателями в лице Беляева Радмира Ильдаровича, Торгово-промышленная палата города в лице Шигина Ивана Александровича. Хотелось бы принести слова благодарности всем этим людям, радеющим за бизнес Татарстана и нашего города, за неоценимый вклад, который они внесли в это дело.

Найти землю на таких условиях, как в «Развитии», для пищевого производства у нас в городе практически невозможно, или это будет стоить огромных денег. Так что вариант с промпарком является приоритетным. И, конечно, хотелось бы, чтобы государство помогло нам, предприятию, которое на него работает и приносит реальную, а не придуманную экономию. Это все отражено в существующих документах: какая цена для школ, детсадов и больниц выносилась на аукцион и какая стала после тендера. Это же экономия для государства. Мы, может быть, даже потеряли на этих заказах, как было в начале этого года. А государство-то не потеряло, государство выиграло. Экономия бюджетных средств бывает до 20 миллионов в год. Какие предприятия, работая в производственной сфере на протяжении многих лет, могут принести прибыль государству, исчисляя более чем по миллиону рублей на одного работающего в год? Это, конечно, не налоги, которые мы тоже платим, но реальные деньги.

Помню, что когда рубль рухнул, мы за головы схватились — что делать? Ну давайте расторгать контракты. Раньше это можно было сделать. Но когда приняли федеральный закон №44 по госзакупкам, это стало практически невозможно. И самое главное — путей решения нет. Мы говорим: ну это же форс-мажор. Нам заявляют, что нет. То есть девальвация — обстоятельство, случившееся не по нашей вине — это, оказывается, не форс-мажор. По сути это означает, что в девальвации виноват я, что это мои коммерческие риски.

— Вы говорили, что несколько раз уже банкротились. А как это было и как потом заново поднимались?

— Последний раз это было в 2010 году. У нас себестоимость производства — 600 тысяч рублей в месяц. То есть эти деньги мы должны заработать, чтобы платить аренду, зарплату, налоги и т. д. А КАМАЗ нам тогда полгода деньги не возвращал. При 3 миллионах их долга, которые к тому времени скопились, у нас не хватило денег на оборот, и мы просто «вылетели в трубу». У нас были две кредитные линии с разницей в полгода в банке, платежи по ним мы никогда не просрочивали, кредитная история у нас вообще идеальная. И они нам просто отказали в этих кредитных линиях, мотивируя тем, что мы работаем с госзаказом и, по их мнению, существуют риски, что нам деньги по контрактам не вернут. В общем, нужны были деньги на пополнение «оборотки». Нашел их у частных лиц. Год проработал, отдал половину, потом, чуть позже, и остальное.

— А когда у вас был самый удачный период? Многие, например, вспоминают докризисные 2007 - 2008 годы.

— Да нет, у нас все нормально было до того момента, когда нас КАМАЗ вот так не «подсадил». Потом из ямы выбрались, сейчас все нормально.

«Предприниматель должен много знать, уметь, определять, в каком направлении двигаться, чтобы достичь успеха, поднимать вопросы перед властями. Иначе ничего не добиться»

«ЕСЛИ ЧЕСТНО, ВСЕГДА ХОТЕЛ УЙТИ ИЗ МЯСНОГО БИЗНЕСА»

— Какие перспективы развития компании?

— Планируем наладить реализацию с доставкой и по частным лицам. Вот как воду по квартирам развозят. На сегодня могу предложить людям мясо на 70 - 80 дешевле, чем на рынке продают. Причем лучшей сортности. Мы как-то пробовали заниматься розничной торговлей, у нас пять магазинов в городе было. Так народ у нас все сметал, потому что цены низкие были. Потом закрыли эти точки, розница все усложняет. Там же наличка и люди, которые пусть на время, но выпадают из-под твоего внимания, и, соответственно, человеческий фактор играет огромную роль, а это всегда проблема. Ну а если удастся расшириться, отработаем вариант личной доставки, специальную службу создадим. Все охлажденное будет привозиться и только свежее. Наше мясо такое, что его просто в холодильник можно положить, и оно там пять дней спокойно пролежит, без заморозки.

— А если вам предложат продать фирму, что ответите?

— Откажусь. Хотя, если честно, я всегда хотел уйти из мясного бизнеса. Но на сегодня реальных альтернатив нет, невозможно куда-то уйти, чтобы избавиться от него. Да и пока я все-таки хочу свой бизнес расширить. Я вижу, как это можно сделать, знаю, что реально мы можем гораздо больше зарабатывать: собственную бойню, например, приобрести, может, в другие регионы заглядывать. Есть такая компания «Мясной удар» — самый крупный игрок в регионе, создан на базе ижевского мясокомбината. У него плечо закупки — 800 километров, целыми колхозами, можно сказать, вывозят. Я знаю этих людей, знаю принципы их работы. Почему и мне так не работать? Можно.

— Вы родом с Алтая. А в Челны как попали?

— Как и многие, наверное: родители приехали по комсомольской путевке. Это было в 1972 году, мне всего 3 года тогда было. Так что практически Татарстан можно считать моей родиной. Все друзья, все близкие у меня здесь. Учился в местных школах. Потом в КамПИ поступил на инженера по специальности «автомобили и тракторы». Первый курс отучился, дальше — в армию. Вернулся, доучивался. На третьем курсе, как уже говорил, начал заниматься бизнесом. Хотел бросить институт, денег много стало, по молодости казалось, что это навсегда. Но отец удержал. И правильно, я считаю, сделал, я ему за это благодарен.

Но инженером я никогда так и не работал, если не брать во внимание производство тепловых узлов для многоквартирных домов, хотя считаю, что институт и армия дали такую школу, которая мне в жизни помогала, ну и, конечно, воспитание, которое дали родители здесь, тоже забыть нельзя.

«К коррупции никакого отношения не имеем, сами как-то работаем»

«МЯСНОЙ БИЗНЕС — ЭТО ДЕЛО СЕМЕЙНОЕ»

— Как бы вы охарактеризовали свой стиль руководства: строгий, демократичный, мягкий или как-то иначе?

— Демократичный скорее. Народу же у нас немного. Было бы много, может, был бы как деспот. А так мы как семья, все люди — мои близкие. Текучки у нас нет. Лоботряс какой-то, если и появляется, отсеивается сам собой. Коллектив не дает ему выживать. Родственников у меня тут немало работает, мясной бизнес — это такое дело, семейное.

— А у вас у самого семья большая?

— Дочка есть Ангелина, ей 22 года. Месяц назад я дедом стал, родилась внучка Изабелла.

— Остается ли у вас время на какое-нибудь хобби?

— Конечно. Я очень серьезно занимаюсь подводной охотой и дайвингом. Выезжаем с друзьями — у нас есть своя команда, состав один и тот же. Есть связи и с другими городами, собираемся в итоге компанией человек 20. Приезжаем в Шарм-Эль-Шейх, Хургаду, куда-то еще, грузимся на судно, на недельку уходим в море и ныряем там. В следующем году планируем на Мальдивы выехать, в 2017-м — в Мексику, с горбатыми китами нырять.

— А вы только ныряете или фотографируете там?

— А мне фотографировать не надо. У меня есть друг Андрей Балта. У него профессиональное оборудование для подводной фото- и видеосъемки всегда с собой, и он буквально помешан на этом деле. Так что если есть Андрей, фотоаппарат можно оставить дома.

— Любимая книга или фильм у вас есть?

— Сейчас читаю что попроще, боевики, например, или фантастику. Сказать, что это пища для ума, вряд ли можно. Ну а раньше... Достоевского всего прочитал, все, что было в школьной программе, тоже все прочитано. Читаю вообще много.

А если уж выделять кого-то одного, то Роджера Желязны могу назвать, «Хроники Амбера», антологию «Дюна» Фрэнка Герберта. Это то, что потрясло. У Герберта даже эпиграфы к каждой главе, такие, что просто мозг сворачивало. Я как раз читал где-то в 1992 - 1993 годах. И как будто он заранее знал, что у нас в стране в этот период будет происходить. Открываешь и читаешь: при таких-то условиях возникает то-то. И у нас бац — именно это.

И тут понимаешь, что все, что происходит в стране с политикой и экономикой, все давно уже известно. Экономика зависима. Никакие экономические законы не работают. Все зависит от биржи, от чьих-то интересов, от политики.

— И еще один традиционный для рубрики «Персона» вопрос: каковы, на ваш взгляд, три главных составляющих успешного бизнеса?

— Главное для нас конкретно — уметь выживать в нашей действительности. Потому что бизнес у нас никогда не был основан на взятках или чем-то еще таком. К коррупции никакого отношения не имеем, сами как-то работаем. Хотя не секрет, что многие крупные бизнесы основаны на коррупции. Но поэтому они и сильнее подвержены влиянию извне и не так выживаемы.

Сила воли еще нужна, коммуникабельность, но это уже обычные вещи. А самое главное — знать, как деньги заработать. И желание, конечно. Без желания ничего не заработаешь.