ВЫНЫРНУТЬ ИЗ ВОДЫ И ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ПЕСКОВ

Каждый театр мечтает, чтобы на афише значилась заветная фраза «Мировая премьера». В этом и предел творческих мечтаний, и демонстрация собственной художественной состоятельности, выраженная в присутствии великих имен. Честолюбие татарского театра оперы и балета им. Джалиля удовлетворено более чем: накануне на его сцене состоялась мировая премьера Dona nobis pacem («Даруй нам мир») на музыку Мессы си минор Иоганна Себастьяна Баха в постановке Владимира Васильева. Театр переполнен. О важности события со сцены напомнил конферансье, предварив премьеру информацией, что Васильев обладает «зорким оком и трепетным сердцем».

Васильев, который через несколько дней отметит 75-летие, — один из величайших танцовщиков ХХ века, за свою 44-летнюю балетмейстерскую деятельность (его дебют в качестве хореографа состоялся в 1971 году) ни разу не был замечен в пристрастии к авангардным пластическим направлениям. Список его оригинальных балетов насчитывает чуть больше десятка («Икар», «Эти чарующие звуки», «Макбет», «Фрагменты одной биографии» и несколько других). В истории хореографического театра Васильев как балетмейстер, несомненно, останется автором «Анюты» — балета, который в следующем году отметит 30-летие и который был растиражирован на множестве театральных сцен, включая казанскую. Не отличаясь чрезмерной плодовитостью, Васильев счастливо избежал вмененной обязанности официальных балетмейстеров-руководителей выдавать новые постановки чуть ли не ежегодно, что привело к известному творческому выхолащиванию ведущих советских хореографов. У него сохранилась счастливая возможность сочинять именно то, что ему хочется, работая над задуманным именно столько, сколько он считает нужным.

А работа над баховской Мессой си минор началась без малого 30 лет назад, в 1986 году, в очень популярном тогда фильме «Фуэте». В нем Васильев исполнял роль прогрессивного хореографа, который боролся с рутиной классического танца, сочиняя балет в иной танцевальной стилистике как раз на музыку Баха. Режиссерско-операторские приемы позволили усовершенствовать вполне безобидную хореографию, которая по сценарию должна была ниспровергать каноны высокой классики, а на деле лишь ее прославляла: артисты танцевали в воде, вязли в песках, карабкались по камням, мощные ветродуи романтически развевали волосы и одежды. И то, что на сцене показалось бы банальным, на экране воспринималось весьма проникновенно и концептуально.

Спустя почти 30 лет танцевальный экспромт на музыку фрагментов Мессы си минор Баха вынырнул из воды, выбрался из песков, спустился со скал и стал полнометражным двухактным спектаклем на сцене татарского театра оперы и балета им. Джалиля под названием «Даруй нам мир».

РАЗНООБРАЗИЕ ПРОСТРАНСТВЕННЫХ ПЕРЕМЕЩЕНИЙ ГОСПОДИНА ДЕ КОРТА

Творческий почерк Васильева в его последнем произведении чрезвычайно ясен: в тщательно прописанной классической каллиграфии нет места пластическому модернизму. Хореография нового спектакля не поразит обилием использованных виртуозных средств, она намеренно аскетична и следует за музыкой. Васильев выбирает подчиненную роль и идет вслед за гением композитора, словно Данте за Вергилием, умаляя собственную балетмейстерскую гордыню. В постановке «Даруй нам мир» он предстает более режиссером, нежели хореографом, танцевальным интерпретатором, дешифровщиком послания высших сил.

Художественный ряд спектакля основан на графике Светланы Богатырь, которая излагает философскую подоплеку происходящего на нескольких страницах премьерного буклета: «Персональная Вселенная — это невидимая часть каждого человеческого существа. Каждое человеческое существо — Персональная Вселенная. Персональные Вселенные — как зебры. Все похожи, но одинаковых не счесть. Медленно просветляемся мы. Единое существо человеческое, видимая часть — 6 миллиардов единичек, а невидимой — не счесть, поднимаясь по спирали реинкарнации, учится наполнять Любовью свою общую Душу и Разум». В темном пространстве клубятся, кружатся и сталкиваются «6 миллиардов единичек», обретшие форму станов, нот, скрипичных и басовых ключей, бемолей, диезов и бекаров. Из них складываются фигуры и лица, тут же рассыпаются и истаивают в космической бесконечности. Сценическое оформление напоминает внутренность некоего инопланетного космического корабля с выходом в открытый космос. Иногда в эту гигантскую дыру извне спускается огромный резиновый шар, и тогда сцена освещается тревожным красным цветом. Шар, впрочем, никому ничего плохого не делает и, повисев некоторое время, убирается прочь, чтобы во втором действии вновь заглянуть на огонек.

Театральное действие начинается со взмаха руки дирижера, которому назначена роль демиурга (Винсент де Корт): он словно выпускает в мировое пространство атомы и молекулы тех самых «6 миллиардов единичек», из которых и начинается сотворение света и тьмы, новых миров и человечества. Господин де Корт демонстрирует самые разнообразные стороны своего таланта: он может дирижировать, а может сидеть на краешке сцены, наслаждаясь божественным пением Агунды Кулаевой Agnus Dei, может ходить кругом вокруг пюпитра, может стоять лицом к оркестру, а может — и спиной к музыкантам. Подобное разнообразие пространственных перемещений, несомненно, отражает многозначность и разноплановость режиссерско-хореографического истолкования Васильевым музыки Баха.

Васильев прикрепляет к музыкальному содержанию Мессы некий космогонический сюжет, в котором откликаются и «Сотворение мира», и эмоциональный настрой христианского богослужения, и философические раздумья о человеческой природе. Четверка вокалистов (Эмилия Иванова, Агунда Кулаева, Алексей Татаринцев, Максим Кузьмин-Караваев), три балетные пары (Кристина Андреева и Михаил Тимаев, Мидори Тэрада и Коя Окава, Аманда Гомес и Антон Полодюк) и весьма представительный кордебалет в меру достойно излагают эпизоды Бытия по Васильеву: «Возникновение Вселенной из хаоса мироздания, появление новых миров и зарождение человечества, которому суждено пройти через разные этапы познания мира и испытания на этом пути с влечением друг к другу, взрослением, непониманием, предчувствием приближающейся беды и ликованием народа, обретшего веру, счастье и любовь».

А КАПОЭЙРА-ТО НАСТОЯЩАЯ!

Как истинно духовная личность, Васильев не может допустить в спектакль, посвященный божественному замыслу, проникновения дисгармонической пластики. Его хореография, сочиненная в лучших традициях классического отечественного балетного искусства, отменно идеальна, целомудренна и непорочна. Прелестна пара малюток, олицетворяющая детство человечества (Агата Салахова и Севастьян Калашник), проводящая досуг в невинных играх, словно подсмотренных хореографом на детских площадках. Очаровательна пара, представляющая юность: танцовщики воспаряют в высоких прыжках, партнерша бесстрашно взлетает в воздушных поддержках (солист продемонстрировал недюжинную силу в выжимании балерины на «стульчик» и неторопливом уходе за кулисы — это действительно очень непростая к исполнению комбинация). Трогателен танцевальный эпизод, представляющий зарождение любви: в нежных и доверчивых прикосновениях друг к другу рождается образ трепетного и целомудренного чувства. Правда, учитывая, что за несколько минут перед этим солист унес партнершу за кулисы, крепко ухватив ее за филейную часть, то к началу описываемой части он, как порядочный человек, должен был на ней уже жениться, а не боязливо и робко дотрагиваться до плечика.

В подобной высокодуховной стилистике решены и все остальные эпизоды с участием солистов. Философское просветление укачивает балерин в крепких руках солистов («перетекающие» поддержки, очень сложные к исполнению, были исполнены без малейших помарок!). Драматическое напряжение музыки иллюстрируется пластическим диалогом непонимания и ссоры, решенном такими простыми и доступными выразительными средствами, что сидящий сзади отрок удовлетворенно констатировал: «Обиделись!» Ликование же выражается вполне подходящими по такому случаю большими прыжками танцовщиков, радостными пируэтами солиста, акробатическими трюками в виде прыжка с переворотом назад и элементами бразильской капоэйры. В труппе Татарского театра оперы и балета работает выпускница училища Большого театра в Бразилии, так что капоэйра — бразильская воинственная пляска — самая что ни на есть аутентичная.

Зрители очень тепло реагировали на происходящее на сцене, бурно аплодируя после каждого фрагмента, чего воспитанная филармоническая публика никогда бы не допустила. На финальных поклонах овация со вставанием и букет цветов достались Васильеву. Букет балетмейстер тут же раздербанил и разбросал по сцене. Несколько цветков, напитанных высочайшей духовностью его создателя, долетели и до зрителей.

Ольга Федорченко