Четыре года назад виртуозному пианисту не удалось покорить жюри международного конкурса, носящего имя Чайковского
Татарстанским поклонникам классической музыки повезло несказанно — Эдуард Кунц, несмотря на русские корни, крайне редко бывает с концертами в российской глубинке

РОКОВАЯ РОЛЬ ЧАЙКОВСКОГО

В Казани вся программа будет посвящена только русскому композитору Петру Чайковскому: в первом отделении зритель услышит известный фортепианный цикл из 12 пьес «Времена года», а во втором — вместе с солистами театра оперы и балета Удмуртии Леонидом Скороходовым (тенор) и Ренатой Талыповой (сопрано) будут исполнены романсы и самые известные арии из опер Чайковского «Евгений Онегин», «Чародейка», «Пиковая дама», «Иоланта». И здесь Татарстан, как всегда, впереди планеты всей, так как это будут первые мероприятия в России, которые посвящены 175-летнему юбилею Чайковского.

В качестве ремарки отметим, что имя Чайковского сыграло в жизни маэстро Эдуарда Кунца, возможно, роковую роль. Еще четыре года назад виртуозному пианисту не удалось покорить жюри международного конкурса, носящего имя русского композитора. Тогда жюри публично освистали и в соцсетях, и в Большом зале консерватории, где проходил конкурс. Однако для Кунца, покорившего всех изысканной, интеллектуальной и пронзительной по душевной глубине игрой, решение жюри, видимо, было не столь важно. Поражение на конкурсе не помешало авторитетному журналу о классической музыке BBC Music Magazine признать Кунца одним из десяти крупнейших пианистов будущего.

Кстати, по словам гостя, 12 выдающихся пианистов, среди которых Борис Березовский, Денис Мацуев, Элисо Вирсаладзе, Екатерина Мечетина, несколько молодых музыкантов, а также и сам Кунц на телеканале «Культура» примут участие в проекте, посвященном опять же юбилею незабвенного Чайковского, — все пианисты запишут по одной пьесе цикла «Времена года», которые на телеканале представят буквально через две недели.

Надо сказать, татарстанским поклонникам классической музыки повезло несказанно — Кунц, несмотря на русские корни, крайне редко бывает с концертами в российской глубинке. Как признался музыкант на пресс-конференции в автограде, в этом году у него намечено около 80 концертов, из них всего три пройдут в России, в том числе два — в Татарстане. По словам пианиста, он выезжает каждые два дня. В Челны Кунц приезжает уже второй раз. Ровно год назад он выступал вместе с солистом театра оперы и балета Удмуртии Леонидом Скороходовым на сцене органного зала. А нынче к их дуэту присоединилась коллега Леонида Рената Талыпова. «Мы уже стали друзьями. В каждой стране, на самом деле, немного людей, которые достойно ее представляют. И Рената Талыпова, и Леонид Скороходов достойны представлять не только Татарстан в России, но и Россию за рубежом. Помимо музыки любовь и дружба — это все-таки самые главные вещи в жизни, и если они присутствуют в твоей работе, то тогда все делается легче и веселее», — отрекомендовал своих коллег Кунц.

В начале беседы с журналистами музыкант традиционно похвалил акустику органного зала, но заметил, что основному инструменту не всегда оказываются должное внимание и уход. Потом он признался, что, несмотря на частые концерты, выезжать на которые приходится почти каждые два дня, для его профессии все же характерно одиночество. «Ты репетируешь сольно в классах, репетируешь на сцене, после концерта, хотя люди и представляют себе какие-то бешеные вечеринки музыкантов, на самом деле ты настолько устаешь, что чаще всего просто ужинаешь в отеле и ложишься спать», — развенчал мифы о музыкантах знаменитый пианист.

Леонид Скороходов, Эдуард Кунц и Рената Талыпова в автограде побеседовали с журналистами
Леонид Скороходов, Эдуард Кунц и Рената Талыпова в автограде побеседовали с журналистами

«ТЫ ИГРАЕШЬ ТАМ, ГДЕ ТОБОЙ КТО-ТО ЗАНИМАЕТСЯ»

Корреспондент «БИЗНЕС Online» побеседовал с маэстро более обстоятельно.

— Вы сказали, что из 80 концертов только три вы проведете в России, из них два — в Татарстане. С чем связаны ваши редкие гастроли в родной стране?

— Это связано с особенностями организации подобных мероприятий. Привезти артиста, неважно, русского или нерусского, который, так сложилось, больше играет там, чем здесь, на самом деле, не так-то просто. Если быть откровенным, ты играешь там, где тобой кто-то занимается. В России, к сожалению, пока еще нет профессиональных людей, которые занимаются организацией приезда артистов. Есть люди, которые себя так называют, но уровень концертной организации пока очень низок. Это не критика. Это факт. И все самые великие люди в России, которых мы знаем и ценим, все делали и делают сами. Конечно, ситуация изменится, я знаю, появляются молодые люди, которые хотят, видят, как это может и должно происходить. Я понимаю, что в России организация вообще чего бы то ни было специфическая. И чтобы ее знать, надо здесь находиться. И потом не забывайте, я все-таки из Омска. В Москву я переехал в 13 лет. Я не москвич, и какой-то базы в Москве у меня нет. Поэтому приезжать домой я могу только в Омск, где я тоже давно уже не был. Все эти вещи в совокупности и вынуждают меня больше выступать на зарубежных площадках.

Сейчас у меня трехлетняя дочь, она ходит в русский садик за рубежом (семья Кунц живет в Бухаресте, так как супруга пианиста — румынкаприм. ред.). Сама начинает разговаривать по-русски. Естественно, я хочу показать своей семье свою страну. Я ощущаю себя русским и одновременно ощущаю себя в эмиграции, несмотря на то что живу в Европе уже 14 лет. От этого никуда не деться, никак нельзя переключить свою ментальность. Я хочу больше работать в России, показывать ее дочке, думаю, как связать эти вещи, но политический климат не всегда позволяет музыкантам просто заниматься спокойно своим делом. Времена никто не выбирает. Сложности есть везде. Нужно просто продолжать делать то единственное, что я умею, — играть на рояле.

— В одном из интервью вы говорили, что в Румынии собирались проводить конкурс среди композиторов и хотели провести такой же в России. Насколько это возможно сейчас?

— Да. Мы уже провели в Румынии этот конкурс. Точнее, это даже была не конкурсная идея. Многие композиторы говорят, что пишут для себя. Мне в это слабо верится. Музыка должна быть озвучена, просто ноты не звучат. Это я, если у меня нет концертов, могу сесть на кухне и поиграть на рояле. Причем такие инструменты, как рояль и скрипка, имеют огромный репертуарный пласт — даже если учить по пьесе в день из мейнстрим-репертуара, за всю жизнь можно сыграть лишь 2 процента. Рихтер, репертуар которого не сравним ни с одним другим живущим ныне и жившим ранее пианистом, сыграл, может, всего 10 процентов. Представляете? И конечно, отвлечь свое внимание на современную музыку, написанную лишь вчера, очень сложно. Тем более что молодые композиторы поставлены в такие условия, что, столько всего великого написано, нужно что-то придумывать. Причем зачастую ты смотришь на эту музыку и не находишь в себе причины ее учить. Зная все эти нюансы, мы с известным румынским скрипачом Александром Томеску задумали реализовать идею — выбрать понравившееся нам произведение, чтобы исполнить его в своем концертном туре, который мы проводили год назад со всем скрипичным репертуаром Прокофьева. Не будет никакой критики, профессиональной оценки, решили мы. В итоге из 130 партитур, которые нам пришли, мы выбрали произведение 17-летнего мальчика, которое у него было первым. Мы этого даже не знали, потому что не читали ничьих биографий, брали только музыку. И мы исполнили его произведение в 17 концертах тура и дали возможность всей Румынии познакомиться с этим юношей. Мы были очень рады, что помогли таким несложным способом развиться таланту. Сейчас мы проводим второй тур, который пройдет в Румынии, Италии и закончится в Париже. На сей раз будем играть весь репертуар Джордже Энеску.

Да, безусловно, хочется провести нечто подобное и в России. Но главная проблема — это время. Особенно сейчас, когда появилась семья и дочь. Это настолько важный фактор. Когда я нахожусь дома, не всегда хочется куда-то уезжать. Это у меня тоже, конечно, пройдет. Еще пару лет — и я в какое-то другое качество разовьюсь. Но сейчас между каким-то проектом и прогулкой в парке с дочкой пока побеждает дочка.

«ПОЛКРУЖКИ ПИВА МЫ ВСЕГДА ПРЕДПОЧТЕМ КОНЦЕРТУ КЛАССИЧЕСКОЙ МУЗЫКИ»

— Есть расхожая фраза: талантам надо помогать, бездарности пробьются сами. Вам когда-либо приходилось в музыкальной карьере искать спонсорскую помощь? Или возможно и без этой поддержки пробиться на большую сцену?

— Тут дело не в спонсорской помощи. Когда люди говорят: мы все сделали сами, мне кажется, они лукавят. Да. Я сам занимался за роялем, но без матери у меня ничего не получилось бы, без педагога ничего не получилось бы, без колледжа, который дал мне стипендию и поддержал в тот момент, когда мне не то что рояль купить, позавтракать не на что было. Без Лени [Скороходова] я бы не приехал в Татарстан. Помогать талантам, безусловно, нужно, но тут важен такой баланс — нужно знать, когда и в чем помогать. Когда я приехал в Англию учиться, у меня была непростая ситуация — не было поддержки родителей или каких-то спонсоров, меня поддерживал колледж. В Англии музыкантам оказывают много всякой поддержки и профессиональной, и финансовой, много всяких прослушиваний, можно подавать на стипендии. И вот ты приходишь на прослушивание, а там, допустим, 30 человек играют. Из них англичан — ноль. Все наши. Поэтому талант должен быть голодным. Это тоже важно. Помощь должна быть умной и деликатной. Ты должен хотеть, а если у тебя все хорошо, ты не будешь хотеть, гореть. Это к 35 годам хочется, чтобы все было спокойно и хорошо, а когда молодой — надо, чтобы это голодное состояние сохранялось. Это было у меня, когда я из Омска переезжал в Москву. Тогда у меня не было инструмента, и я приходил в школу к 7 утра заниматься, а уходил в 12 ночи. Москвичи так не делали. Когда я переехал в Англию, у меня тоже был такой голод. И это не только у меня — у всех музыкантов такая история повторяется.

— В органном зале в Челнах цена билетов на ваши концерты от 500 до 1000 рублей. В Москве, как говорят поклонники вашего таланта, билеты стоят уже около 5 тысяч рублей. Причем даже за эту сумму билеты расходятся очень быстро — настолько большая популярность.

— Не столько большая популярность, сколько маленькие залы.

— А каково ценообразование за рубежом? Оно тоже распределяется по регионам — в центре дороже, на периферии дешевле?

— По-разному. Я этим вопросом профессионально не занимаюсь. Скорее всего, чем западнее площадка, тем цена билета, наверное, выше, чем восточнее — тем цена ниже. Это тоже менталитет и вопрос приоритета. Все мы знаем, что сначала — хлеб, а потом — зрелище. Правда, немного странно иногда видеть, когда ты приезжаешь в какой-то концертный зал, организаторы говорят, что не могут сделать цену билета выше, при том что полкружки пива в заведении напротив стоит в три раза дороже. Это такая наша ментальность — полкружки пива мы всегда предпочтем концерту классической музыки. И еще непонимание того, сколько вложено в полкружки пива, а сколько вложено в то, что делают музыканты, времени, сил, жизни. Это не плач о помощи, а констатация факта.

«Каждый человек должен заниматься музыкой. Занятия музыкой открывают совершенно иные горизонты»
«Каждый человек должен заниматься музыкой. Занятия музыкой открывают совершенно иные горизонты»

ПЕДАГОГИ В МУЗЫКАЛЬНЫХ ШКОЛАХ НА ЭНТУЗИАЗМЕ ДЕЛАЮТ ОБЩЕСТВО ЛУЧШЕ

— Эдуард, ваша дочь, несмотря на столь юный возраст, не говорит, что будет выступать на сцене, как папа?

— Ее, безусловно, привлекает инструмент. Куда деваться — в доме три рояля, папа все время на них играет. У меня был смешной случай в Италии буквально месяц назад. Моя семья была со мной. Я стоял за кулисами и уже собирался выходить на сцену. А жена с дочкой не пошли в зал. И дочка вдруг, не спрашивая меня, дошла до инструмента, а на тот момент уже больше ползала собралось. Она села на стульчик, сыграла две ноты и, повернувшись к зрителям, по-румынски сказала: «Все. Концерт окончен». Румынский и итальянский языки похожи. Так что зал ее понял. Она вернулась обратно уже под овации публики. После этого уже вышел я.

Каждый человек должен заниматься музыкой. Занятия музыкой открывают совершенно иные горизонты. Это тот язык, которым нужно овладеть. Ведь мы же хотим, чтобы наши дети владели двумя-тремя языками. Не для какого-то там бизнеса, а просто потому, что тебе открывается другая вселенная. Ты можешь смотреть фильмы, читать книги, ходить в театры в этой вселенной. Музыка — это тоже язык, еще шире и богаче, чем многие другие. Поэтому овладеть им моя дочь, безусловно, постарается. Я могу помочь, я этот путь прошел, прожил, могу подсказать ей, предостеречь от каких-то ошибок. Но специально толкать дочку в этом направлении не стану. Понимаю, насколько эта профессия тяжела. Не надо туда идти без любви и без какого-то предназначения, которое ты осознаешь только с возрастом. Очень часто случается так, что к 18 - 20 годам люди вдруг понимают, что профессия музыканта — это не единственный путь в жизни, но ничего другого они делать не могут.

— Часто педагоги в музыкальных школах сетуют на то, что талантливых детей стало меньше. Видимо, способные дети просто не доходят до музыкальных школ. Чем можно мотивировать родителей, чтобы они учили детей музыке?

— Конечно, талантов меньше не стало. Я учился в лучшей российской школе — Гнесинке. И как-то мой педагог Михаил Хохлов, который был и остался моим ближайшим другом, в одном из интервью сказал: «Вы можете смотреть по классам: в этом несколько более ярких детей, в другом — чуть меньше. Но если смотреть на 5 - 10-летний отрезок времени, количество их примерно одинаково». Понятно, что до Гнесинки доходят не все — там много фильтров до нее. Хочу сказать, что в музыкальных школах у педагогов титанический труд, причем неоцененный. Они просто на голом энтузиазме делают общество лучше. Это не просто голословные вещи. Есть прямая связь между количеством музыкальных школ в регионе и уровнем преступности. Люди, которые играют на музыкальном инструменте, в 99 процентах случаев не нарушат закон. Вот это очень важно. Поэтому нужно на музыкальное образование смотреть чуть шире, что ребенок не просто на флейте играет, он воспитывается. В западных странах это понимают. Нашей системы музыкальных школ, существующих в каждом районе, на Западе нет, ее в лучшем случае копируют. В Китае создают последние пять лет что-то подобное — открывают музыкальные школы. В Германии, Англии есть только частные педагоги, которые дают уроки за деньги. И потом отношение наших учителей — они не по звонку 45 минут учат, а сколько надо, столько времени и сил отдают. Я точно так же учился в консерватории — если готовился к конкурсу, мне педагог звонил в 8 часов утра и спрашивал всегда: почему не слышно рояля? На Западе такого отношения нет. Поэтому российская школа такая сильная. Из-за отношения людей.

Как мотивировать родителей? Надо говорить об этом. Если по телевизору будут все время показывать футбол, люди будут хотеть играть в футбол. Музыкантам это одним не сделать. Это нужно тем людям пропагандировать, у которых картина немножко шире, чтобы они как-то помогали.

«Челны интересный город, он интересно спланирован. Эти широкие нескончаемые проспекты...»
«Челны — интересный город, он интересно спланирован. Эти широкие нескончаемые проспекты...»

«КОГДА ДОЖДЬ ИДЕТ 300 ДНЕЙ В ГОДУ, МНЕ ХОЧЕТСЯ ПОВЕСИТЬСЯ»

— Что вы любите играть чаще всего, произведения какого автора ложатся на сердце и душу?

— В эти дни, безусловно, Чайковский (смеется). А вообще мы все взрослеем, стареем, у нас меняются предпочтения в еде, любви, в ее скорости — это естественные вещи. Поэтому выбрать какого-то одного композитора, который бы меня характеризовал, сложно. Каждый год я открываю вещи, которые еще не были мне близки еще совсем недавно. Иногда хочется отойти от каких-то произведений, может, чтобы вернуться к ним спустя время. Есть зоны, которые мне интересны. Безусловно, я не могу отойти от русской музыки. Несколько лет назад я открыл для себя сонаты Скарлатти. Уже 80 сонат я переиграл, выпустил альбом. Это что-то совершенно особенное — ты понимаешь, что музыка, написанная 500 лет назад, она о том, что за это время совершенно не изменилось. Такие слова, как «мама», «я люблю», «я страдаю», «я болею», «мне весело», — эти истины не изменились. Удивительно слышать эту совершенную чистоту, эссенцию основных вечных ценностей.

— Помимо музыки вы еще чем-то занимаетесь? Или на хобби уже не остается времени?

— Это не хобби, но мне очень помогает плавание. Я стараюсь выбирать отели с бассейном. Не всегда, правда, это получается. Очень люблю гулять без каких-то конкретных планов. Ведь даже в городах, где я уже был по пять раз, я знаю лишь ту улицу, которая ведет от отеля до концертного зала. Ну может, еще пять хороших ресторанов. Поэтому я люблю без всяких карт прогуляться часок по городу, посмотреть, послушать, чем он живет, как люди ходят, в каком темпе. Какие запахи и звуки. Это в каждом городе разное. Просто посмотреть и понаблюдать за людьми, как они одеты, как они разговаривают, как жестикулируют. Немножко пожить в том месте, где ты еще не был.

— В Челнах, значит, вы уже погуляли?

— Челны — интересный город, он интересно спланирован. Эти широкие нескончаемые проспекты... И солнечно очень. Кстати, у меня такое же воспоминание о родном Омске. Я несколько лет жил в Манчестере — это самый дождливый город Европы. Через некоторое время я стал тосковать по солнцу. Я стал вспоминать детство — в Омске все время было солнечно. Я загуглил и выяснил, что в Омске 320 солнечных дней в году, так же как и в Лос-Анджелесе. Это очень много. Не знаю, какая статистика по Челнам. Может, просто так совпало, но совершенно отчаянное солнце... Погода такое огромное значение имеет в нашей жизни. При всей глубочайшей любви к Англии жить там я не смог бы просто из-за погоды. Когда дождь идет 300 дней в году, мне хочется повеситься. Это очень тяжело.

«Когда ты учишься быть концертирующим пианистом, нужно изначально давать как можно чаще эту возможность — играть на сцене»
«Когда ты учишься быть концертирующим пианистом, нужно изначально давать как можно чаще эту возможность — играть на сцене»

«ПРИ МОЕЙ ПРОФЕССИИ Я МОГУ ЖИТЬ ГДЕ УГОДНО»

— Не хотите вернуться жить в Россию?

— Если бы вы мне три года назад сказали, что я буду жить в Бухаресте, я бы удивился. Это тоже произошло совершенно спонтанно — я жил в Англии, но познакомился с будущей женой, которая жила в Румынии. Я так скажу, скорее всего, в своей жизни я буду жить либо в России, либо в Румынии. Объясню, почему. Вот уже почти 15 лет как я в эмиграции, понимаю, что в этом есть свои плюсы и минусы. Но кто-то один из семьи должен жить в той стране, где он родился. Только это причина того, что мы сейчас живем в Бухаресте. При моей профессии я могу жить где угодно, хоть в Набережных Челнах. Это не имеет никакого значения. Вообще эмиграция — это интересное состояние. Я учился в Англии. И вдруг однажды меня спросили: а ты когда эмигрировал? Я задумался: действительно, когда? Я ведь сначала поехал на год поучиться, потом этот год продлился, потом еще... Никаких долгосрочных планов в эмиграции изначально не было. Все как-то складывается естественным путем. Сегодня это Бухарест, а что будет завтра? Может, это будет Россия.

— Как артисту где вам комфортнее жить, творить и развиваться — в Москве или Лондоне?

— Непростой вопрос. В разное время ребенку нужны разные вещи. В 10 лет нужно одно, в 23 — другое. Школы, которая есть в Москве, нет нигде. Но когда заканчивается школа, нет никакой помощи. Чего делать-то дальше с этой школой? Этот шаг — перейти от студента к профессионалу — в любой стране самый сложный. Иногда он растягивается на 10 лет. Когда я заканчивал консерваторию, я совершенно не знал, что буду делать на завтра после экзамена. Более того, когда ты учишься быть концертирующим пианистом, нужно изначально давать как можно чаще эту возможность — играть на сцене. Занимаясь только на кухне на пианино, никаким концертирующим пианистом ты не станешь, неважно, по 12 часов ты играешь каждый день или по 22 часа. Это звено отсутствовало, когда я учился. Люди ходили по два раза в год на экзамен и играли по пять минут. Это, конечно, никуда не годится. В Англии совсем другое отношение. Твой экзамен — это сольный концерт, на который продают билеты, тебя люди слушают по полтора часа. И таких экзаменов в год несколько. Каждую неделю проходят какие-то мероприятия, когда ты по полчаса играешь публично. Ты играешь каждую неделю. Понятно, что из потока из пяти курсов концертирующими пианистами будут два. Но ориентироваться-то надо на этих двух, а не на те 50, которые вообще сменят профессию. Это не критика, но вещи, на которые нужно обращать внимание. Поэтому-то люди и уезжают из России.

— А сколько из ваших однокурсников эмигрировали из страны?

— Статистики нет, конечно. Я думаю, больше все же остаются, иначе у нас страны бы не было. Но знаю, что многие, которые более или менее состоялись, изначально уезжали, даже если потом и вернулись. У людей вообще, не только в России, есть такая особенность психологии — обязательно нужно подтвердить где-то свой талант, способности, добиться чего-то, чтобы на тебя потом по-другому посмотрели люди, который рядом с тобой.