ФИЛЬТР В ОПЕРЕ

Про «Любовный напиток» есть пара анекдотов. Первый, что Гаэтано Доницетти написал свою сороковую оперу всего за две недели. Второй, что тенор на ее премьере был заикой. Остальное, вроде амбициозного соперничества с Джоаккино Россини — более популярным, чем сам Доницетти, автором комических опер, о верности стилю bel canto («красивое пение» — итал.), о сложных задачах для ныне почти музейного искусства basso buffo (комического баса) и лирического тенора (tenore di grazi), все чистая правда. Правда и то, что первая версия либретто, написанного известным французским драматургом Эженом Скрибом не для Доницетти, а для Даниэля Обера, называлось Le philter. Слово, знакомое всем по практике очистки воды.

На крупных мировых сценах «Любовный напиток» принято ставить в исторических декорациях с северо-итальянскими пейзажами, пейзанами и пасущимися коровками. Не всем театрам по карману. В постановке Юрия Александрова и сценографа Вячеслава Окунева современные персонажи и даже местные реалии, вроде надписи «Бахетле», подают комическое под игривый русскоязычный слог куплетов Дулькамара: «Полюби меня красотка, я народный депутат. У меня высокий рейтинг и внушительный мандат».

Впрочем, есть и изящная, правда, не до конца прорисованная проекция распахиваемой в жизнь театральности. Опера начинается в вычурном пространстве, которое населяют персонажи в бутафорских костюмах. А потом вдруг «театр затих, погасли свечи»: действие опрокидывается в условно современную жизнь. Время от времени эту жизнь «рассекает» безумная фигурка в белом кимоно, сбежавшая «с той стороны зеркального стекла» доказательством живущего, где ему хочется, комического духа.

Вполне уместный ход, подсказанный, кстати, самим сюжетом оперы: любовь молодого крестьянина Неморино к прекрасной фермерше Адине — шуточный парафраз на тему легенды о Тристане и Изольде. С той разницей, что вместо зелья, пробудившего страсть Изольды к Тристану, тут лишь винцо, проданное шарлатаном Дулькамарой под видом любовного напитка.

РЕЖИМ ЭКОНОМИИ

Из гостей шаляпинского фестиваля, конечно, главной приманкой был солист «Новой оперы» Алексей Татаринцев. Его Неморино чаровал мягкой вокальной краской, каким-то тинейджерским обаянием и непринужденностью. Евгения Афанасьева из театра Станиславского и Немировича-Данченко в партии Адины прекрасно провела интригу с сержантом Белькоре. Но, хорошенько подразнив влюбленного Неморино, ближе к финалу правдиво пострадала и сама. Участие обоих солистов в разных сентябрьских составах совсем не помешало им, оказавшись рядом, отыграть и отпеть положенное. Придирчивый слух легко мог обнаружить недодачу сопрановых колоратур, жестковатые верха героини и порой элементарную нехватку дыхания.

Рассчитывать на исполнительский перфекционизм идеальных исполнителей этой оперы Роландо Виллазона и Анны Нетребко — ах, какие комические перепалки в сумасшедшем актерском градусе они отжигают без какой-либо вокальной недодачи! — в Казани, наверное, было бы слишком наивно. Но смазанность певческого рисунка у главных исполнителей довольно свежей по местному расписанию постановки все же огорчила. Тем более игровых ситуаций, причем именно с музыкальным материалом режиссер Александров напридумывал в количествах, в каких разве что Дулькамара предлагает народу «эликсиры, ликеры, бальзамы» и прочие снадобья. Просто режиссер действительно слышит музыку и умеет делать простое эффектным, не самое очевидное — гомерически смешным, а комической мелодраме только того и нужно.

Какое оживление вызывает, например, появление обаятельного Дулькамара (Олег Диденко, Москва) из партерных зрительских кресел! Если бы еще продающий «целому свету здоровье благодетель человечества, избавитель от недугов» был так же хорошо слышен, как был виден в проходе между рядов. Увы, даже до требуемого уровня громкости (о технике комической скороговорки, устрашений, хохотков и пр. проще смолчать) симпатяга порой не дотягивал. Хотя и не вредил ансамблям так, как местный сержант Белькоре (Юрий Ившин), который банально опаздывал вступить, забывал слова, а кое-где пел не те ноты.

ТАНЦУЮТ ВСЕ

Не то чтобы слабым, но самым общим местом этого, в общем-то, изобретательного и живого спектакля предстал хор. Постоянно действуя на заднем плане, женская часть хоровой массовки выполняет свои регулярные два притопа — три прихлопа в той надоедливой манере, которая как-то даже развязна. Понятно, что люди на сцене не должны стоять столбом. Но оперетточные шажки влево-вправо, вихляние бедрами и попсовая жестикуляция — тоже не выход, Особенно, если имитация игривости происходит на фоне откровенно вялого оркестра.

Осторожности, с какой нидерландский дирижер Винсент де Корт сопровождал арии и дуэты, при желании можно найти оправдание. Но когда из терцета вдруг по забывчивости «выпадал» баритон Белькоре или вдруг «заглатывала» свою фразу Джанетта (Венера Протасова), яснее ясного, что дело не в осторожности, а в том, что порядком подзабытый с осени спектакль для шаляпинского фестиваля был собран на живую нитку, что опере вообще-то противопоказано. В ней ведь, как и в жизни, где тонко, там и рвется.

Читайте также:

На Шаляпинском фестивале снова исполнили оперу Гершвина «Порги и Бесс». Часть 2-я

На Шаляпинском фестивале выступил Рустам Минниханов. Часть 1-я