Альмир Михеев, ООО «ИВЦ «Анатомика»: «Дайте доктору хорошую зарплату, и он сам решит, что ему купить!»

Альмира Михеева — основателя компании «Анатомика» и крупнейшего дистрибьютора эндопротезов известных мировых брендов, можно смело характеризовать как self-made man — человека, который сделал себя сам. Свой первый трудовой рубль он заработал в 14 лет, а в 19 лет уже был полностью самостоятельным человеком, имеющим свое дело по изготовлению наружной рекламы. После дефолта 1998 года переориентировал свой бизнес на медицинское направление — имплантаты для ортопедии. Сегодня выпускник КАИ, когда-то мечтавший о вертолетах, помогает обрести заново счастье свободного движения тысячам людей. Реалист в жизни, романтик в душе, он прошел более 15 тыс. морских миль под парусом в Антарктиде, Арктике, Атлантическом океане. Об особенностях бизнеса в лихие 90-е, состоянии медицины сегодня и о том, как находят общий язык интернациональные экипажи во время трансатлантических походов, Альмир Михеев рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».

Альмир Михеев: «С теми, кто не соблюдает договоренности, прекращаю все отношения сразу»

«МЫ БЫЛИ МОЛОДЫ, ТРУДНОСТЕЙ НЕ БОЯЛИСЬ»

– Как получилось, что выпускник авиационного вуза начал заниматься столь специфическим видом бизнеса?

– Я окончил КАИ. В КАИ учат летать, а уж где летать, это каждый решает сам. Наверное, стоит сказать, что заниматься собственным делом я решил уже в 14 лет, в 1991 году, после первого и последнего моего опыта работы по найму за фиксированный оклад. Я месяц проработал на ТЭЦ- 2, поверяя манометры, а после получения зарплаты понял, что мой труд был, мягко говоря, недооценен. Мне пришлось поверить с тысячу манометров, а когда я получил свои первые заработанные деньги, оказалось, что их не хватит на то, чтобы приобрести мою мечту — калькулятор на солнечных батарейках (а техника в то время была дорогая). Родители добавили 10 рублей, и вот я, став обладателем калькулятора, понял, сколько потерял. Целый месяц работал на этот калькулятор, в то время как мои сверстники отдыхали, загорали, купались. Я считал, что произвел гораздо больше пользы, чем получил в результате. Мысли о том, куда делась эта произведенная мною польза, и сформировали во мне предпринимателя. Уже студентом первого курса я устроился в рекламное агентство, работал за агентские проценты. А в 19 лет был полностью самостоятельным человеком, снял квартиру и содержал себя сам. Через несколько лет ушел в свободное плаванье — все заработанные деньги вложил в собственное агентство наружной рекламы. Кстати, некоторые наши вывески в Казани висят до сих пор. А в 1998 году отец моего бывшего одноклассника предложил мне и моему товарищу заняться производством спиц для аппаратов Илизарова. У него было давно заброшенное ТОО, небольшие наработки, и мы в это окунулись.

– То есть вы полностью переориентировали бизнес?

– Да, мы были молоды, и нам в принципе все равно было чем заниматься. Если вы помните, это было кризисное время, страна переживала дефолт, «живых» денег ни у кого не было. Все, что мы имели тогда, – заготовки спиц для аппарата Илизарова, доставшиеся в наследство от прежнего хозяина фирмы, матричный принтер да автомобиль «восьмерка», который постоянно ломался. С чего начали? Доводили спицы «до ума», искали клиентов. Своим компьютером тогда еще не обзавелись, поэтому мы были частыми клиентами интернет-салонов, откуда и черпали информацию о рынке сбыта.

Быстро поняли, что нужно добавить в ассортимент, и уже в начале 1999 года открыли новое предприятие, ориентированное на производство имплантатов для остеосинтеза. Изучили, что производят другие предприятия, разработали технические условия, получили лицензию.

– С какими трудностями столкнулись в первоначальный период?

– Какие трудности? Было весело (смеется). Денег у клиник не было, и они расплачивались с нами бартером. С зеленодольской ЦРБ, помню, расчет получили какими-то жетонами. Нужно было открыть специальный жетонный счет в банке, куда нам и перечислили деньги. Потом нашли фирмочку, занимающуюся обналом, ей пришлось отдать 30 процентов от заработанного. Веселее получилось с больницей в Волжске. Главврач нам сказал, что средств у больницы нет, но ей должен бюджет города, а у города тоже денег нет. Но городу должны предприятия, у которых также нет денег, потому что у них не продается продукция. В общем, цепочка заканчивалась на продукции тех предприятий, которые должны городу. Мы брали мебелью, комбикормами, ДВП, потом это все еще на что-то меняли. Я больше времени проводил за сбытом того, что получили на бартер. И не всегда нам за полученные на бартер товары отдавали деньги, иногда еще одна бартерная сделка получалась. Самая длинная цепочка была из 7 звеньев.

Но нас это не пугало, тогда казалось, что так оно и должно быть. В клиниках к нам относились очень хорошо, рынок был почти пустой, а мы подстраивались под нужды клиентов, в сущности, они нас бесплатно учили. Мы же толком не понимали, как именно используется то, что мы продаем. Понимание пришло много позже. В дальнейшем я вышел из бизнеса по производству имплантатов и с 2006 года под брендом «Анатомика» открыл новый бизнес: занимаюсь дистрибуцией нескольких мировых брендов производителей имплантатов.

«МОЖЕМ ОБЕСПЕЧИТЬ ОКОЛО 300 ЕДИНОМОМЕНТНЫХ ОПЕРАЦИЙ»

– С какими зарубежными компаниями вы сотрудничаете?

– Наши партнеры – это несколько самых крупных мировых компаний-производителей: Zimmer (США), Stryker (США) , J&J (США), Medtronic (США) и несколько небольших импортных компаний с высококачественным продуктом Synimed (France), TST (Турция), Onur Medikal (Турция). У каждой из них мы выбрали, как изюм из булки, только самое лучшее. Критерий выбора продукции — это положительный ответ на вопрос : «Поставишь ты это себе?» Я принял решение о работе с одним из турецких производителей, когда узнал, что владелец этой фирмы – состоятельный человек, – получив травму позвоночника, использовал для его фиксации собственные серийные имплантаты.

В это не хочется верить, но даже в Казани есть производители, продукцию которых иначе как вредительством и не назовешь.

«Наши партнеры – это несколько самых крупных мировых компаний-производителей»

– Партнеры у вас солидные. А в какие клиники вы поставляете их продукцию?

– Наша территория – все Поволжье, на территории которого проживают 28 миллионов человек. Это 10 регионов, мы четко ориентированы на них. Мы работаем со всеми крупными клиниками в Самаре, Оренбурге, Саратове, Чебоксарах. В Татарстане – это медсанчасть «Татнефти», Нижнекамска, Набережных Челнов. В Казани – МКДЦ, РКБ, горбольницы №7 и 12. Все клиники, в которых есть хоть что-то, относящееся к травматологии и ортопедии, – наши партнеры.

– В чем особенности ведения такого бизнеса?

– Если хочешь преуспеть, то должен быть гиперответственным. Долг должен стоять выше прибыли. Только тогда можно рассчитывать на повторное обращение клиентов.

И еще нужно понимать, как работает то, что ты делаешь, и при этом знать весь процесс от обучения хирургов до реабилитации, чтобы в нужный момент увидеть слабые места.

– Какую часть рынка занимает ваша компания в Татарстане, в России в целом?

– В Татарстане мы занимаем около 65 процентов рынка, включая эндопротезы крупных суставов, нейрохирургические имплантаты, изделия для остеосинтеза.

В России, по аналитике независимых агентств и нашим внутренним данным, в последние 4 года наша доля – 10 процентов российского рынка эндопротезов крупных суставов и 20 процентов российского рынка ортопедических цементов. У нас самый большой в Поволжье парк инструментов для замены крупных суставов. И мы тратим огромную часть наших доходов на постоянное пополнение и обновление парка инструментов (инструменты предоставляются в бесплатное пользование клинике на время операции). В настоящее время можем обеспечить около 300 единомоментных операций. Смею предположить, что в России по пальцам можно пересчитать компании, имеющие такой парк инструмента. В Поволжье таких, кроме нас, нет.

– Кто ваши основные конкуренты?

– Конечно, у нас есть конкуренты – это филиалы федеральных компаний в Татарстане. Но основной наш конкурент – мы сами: конкурируем сами с собою, с тем, какими мы были вчера. Одно из наших основных конкурентных преимуществ в том, что мы принципиально не используем никакие административные ресурсы и не ищем их. Нас уважают и ценят за качество нашей работы, а не за то, с кем мы «дружим». А поскольку наши преимущества внутри компании, то для того чтобы их удержать, нужны всего лишь ясность мышления и твердость характера. А этого у нас хватает с избытком.

– Легко ли удерживать конкурентные преимущества? И почему клиенты идут именно к вам?

– Конечной целью нашей работы является реабилитация пациентов, мы помогаем им снова получать радость от движения, и поэтому брак в нашей работе – это чрезвычайное событие для нас и совсем ужасное для пациента. Мы разработали так называемую концепцию трех видов брака.

Первое: брак производителя. Мы поставляем только имплантаты, имеющие наивысшие рейтинги выживаемости согласно ортопедическим регистрам. Это мое кредо, и я от этого никогда не отступлю: мы работаем только с теми компаниями, у которых наилучшие результаты.

Второе: брак хирурга. Мы учим хирургов много и постоянно. Сложившиеся хорошие отношения с мировыми медицинскими центрами позволяют привозить ученых с мировым именем в наши регионы. Или мы отправляем наших хирургов в другие клиники. Только в мае организовали более 10 мероприятий по нейрохирургии и ортопедии.

И, как мы условно называем, брак пациента. Очень часто пациенты не соблюдают рекомендации по реабилитации, а это приводит к снижению срока службы установленных конструкций. Поэтому мы проводим работу по информированию пациентов о важности реабилитационного периода в максимально возможном формате.

– Вы говорили, что проводите обучающие циклы для врачей, знакомите их с новыми видами имплантатов, технологиями. На ваш взгляд, какой сегодня уровень подготовки специалистов в медицине?

– Уровень медицины в РТ и Поволжье существенно выше среднего по стране. Своим началом работы в медицинском бизнесе считаю 2 марта 1999 года, когда была создана первая компания по производству имплантатов. Я помню, какими были специалисты тогда, и имею возможность оценить, какие они сейчас. Технологии, которыми врачи пользуются сегодня, выросли очень серьезно. И, конечно же, эти технологии требуют высочайшего мастерства специалистов. Но надо понимать, что я работаю с элитой – нейрохирургами, хирургами-ортопедами. И эта элита развивалась вместе с развитием нашей медицины. Министерство здравоохранения вкладывает огромные деньги в оснащение клиник , а именно среда формирует сознание. Я бывал во многих зарубежных клиниках, и, уверяю вас, они ничуть не лучше крупных татарстанских. А что касается соседнего Чебоксарского центра травматологии и ортопедии: я вообще склонен предполагать, что это одно из лучших учреждений здравоохранения в Европе.

Кстати, мне самому пришлось на днях поучаствовать в процессе лечения в качестве родственника пациента: отца с инфарктом доставили в горбольницу №7. С момента приезда скорой до момента установки стента прошло менее двух часов! Это очень эффектно выглядело со стороны, как в сериале «Скорая помощь»: никаких лишних движений, диагностирование и сразу – операция. Мое мнение: процессы в клиниках отлажены. Но, к сожалению, требуют решения вопросы мотивации и стимуляции работы медиков. Мне не нравится существующая система оплаты, когда говорят, что да, врачи и учителя получают мало, но при этом они могут участвовать в социальных программах, вроде социальной ипотеки. Я считаю, что это унижение. Вы дайте доктору хорошую зарплату, и он сам решит, что ему купить! Это паллиативное решение, и от него надо уходить.

– На ваш взгляд, как будет развиваться рынок эндопротезирования в России?

– Очень легко ответить: вырастет в 2,5 раза в ближайшие 10 лет. Как бы ни ругали наше здравоохранение, мы все-таки движемся в сторону мировых значений. В среднем в год в мире делается одно эндопротезирование на тысячу человек. В США больше, в Азии меньше. Почему 10 лет? Думаю, что для преодоления нынешнего политического и экономического кризиса нам понадобится 5 - 6 лет. Выборы 2018 года нам все покажут. Если к 2018 году мы не выстроим отношения с миром, если будут закручиваться гайки, мы получим прогрессирующую инфляцию, потому что дешевых денег у нас не будет. Тогда придется вариться в собственном соку.

На вручении диплома степени МВА (мастера делового администрирования) в Казанском (Приволжском) федеральном университете

«НЕ НАДО ПРИНИЖАТЬ СУЩНОСТЬ И ВЕЛИЧИЕ ГОСПОДА»

– Вы работаете в такой сфере, где наиболее остро стоит вопрос социальной незащищенности, проблем адаптации в социальной среде. И очень часто решение этих вопросов вместо государства берут на себя благотворители. Как вы считаете, благотворительность сегодня – дань моде, способ «загладить» свои грехи перед всевышним, или дело в природной потребности человека делать добро?

– Не берусь говорить о других. Могу только за себя. Благотворительность для меня – это совокупность двух моих жизненных подходов. Я постараюсь сейчас объяснить.

Первый подход: считаю, что своим детям я должен оставить то, что невозможно отнять. В первую очередь это, конечно, здоровье и образование. Но я как-то понял, что могу еще и немного улучшить мир, чтобы передать его им. Второй подход: неравенство справедливо. Всегда будут богатые и бедные. Для того чтобы чего-то достичь в этом мире, необходимы только удача и воля. На стыке этих подходов родилась следующая идея: мы помогаем поступить в ВУЗы детям из детдомов и малообеспеченных семей. Только тем, у кого есть воля. Воля и сила характера. Мы платим за репетиторов, поступают они сами. Я немного компенсирую им недостаток удачи. Я просто выравниваю их стартовые условия с теми, кому повезло больше, кто живет в благополучных семьях. Что я в итоге получаю? Мир для своих детей, в котором больше умных, целеустремленных людей. В целом это даже не благотворительность, а очень разумная сделка.

Папино счастье: с дочерями Дарьей и Марией

А по поводу «грехов перед всевышним», то каждому воздастся по вере его: мусульманин попадет в мусульманский, христианин — в свой христианский рай. Атеист – в большое «ничто». Мне кажется, верить, что кто-то будет потом разбираться в наших поступках, — это принижать сущность и величие господа. Кто мы для него? Зачем это ему? Не получится торговаться с ним, я считаю.

– Вы сейчас вполне респектабельный бизнесмен, а какие у вас были стартовые возможности?

– Самые обычные. Мама работала медсестрой, отец – мастером сборочной бригады на вертолетном заводе. Жили мы на Жилплощадке. Помните первые выборы президента страны, когда на избирательные участки людей заманивали буфетами, песнями-плясками? Тогда у нас на выборах выступала группа с песней «Наутилуса Помпилиуса» «Гудбай, Америка!» Я стоял, слушал, и так эта песня меня зацепила! Где я, где Жилплощадка. А где Америка… Мне было 14 лет, и тогда я понял, как остро желаю выбраться из этой Жилплощадки. И в 26 лет я уже гулял по Сан-Франциско, друзья смеялись: «Поехал на вербовку». Хотя, если честно, все детство мечтал работать на вертолетном заводе и даже пошел в физико-математическую школу-лицей №145 при авиационном заводе. Но кто знает, может, я еще вернусь к теме вертолетов.

– У вас разноплановый бизнес. Как удается сочетать столь полярные направления: импорт и дистрибуция изделий медицинского назначения, реконструкция зданий и магазин товаров активного отдыха?

– А мне нравится. Занимаясь поставками изделий для медицины, чувствуешь себя причастным к чему-то большому, социально важному. И клиенты в этом бизнесе интеллигентные, у которых можно многому научиться. Реконструкция зданий – это реализация страсти к созиданию: берешь здание в аварийном состоянии, работаешь с ним, а потом запускаешь и видишь, что оно востребовано, приносит пользу, живет своей жизнью – это результат, который можно руками потрогать. Я, кстати, ради денег почти и не работал никогда, но и проблем с ними не испытывал.

«Нейрохирурги, хирурги-ортопеды – элита нашей медицины»

А магазин появился в моей жизни совершенно случайно. Собираясь в свой первый яхтенный поход, вдруг обнаружил, что купить экипировку в Казани невозможно. Это нонсенс: в городе, в котором есть Адмиралтейство с начала XVIII века, негде купить морскую экипировку! Поэтому когда появилась возможность, я купил магазин компании «Панавто», немного его перепрофилировал. Теперь яхтенная одежда в Казани есть, а еще 10 тысяч наименований. Наш девиз: «От гайки до лодки». Самый дешевый товар стоит рублей 20, а самый дорогой – 4 миллиона евро.

«ДОГОВОРЫ ДОЛЖНЫ СОБЛЮДАТЬСЯ»

– У вас есть опыт дальних морских походов, а с чего началось ваше увлечение парусом?

– С книг в детстве. Помню, после прочтения «Одиссеи капитана Блада» я просто бредил морем. Но когда ты живешь на Жилплощадке… Как-то до моря далековато, и в финансовом смысле — тоже.

Несколько лет назад я случайно познакомился с Оскаром Конюховым — сыном Федора Конюхова, который сейчас пересекает Тихий океан на весельной лодке в одиночку. С этого началось мое увлечение парусом. Первый переход состоялся на спортивной 60-футовой лодке. Наш интернациональный экипаж, состоявший из 7 человек, перегонял ее из бразильского города Сальвадор в Кейптаун (ЮАР). 20 дней мы провели в Атлантическом океане. Кстати, никакого языкового барьера не существует, все это выдумки репетиторов (смеется). Пара дней вахт и пара бутылок рома и начинаешь понимать любой язык. Особенно, если это слова с … яркой эмоциональной окраской (смеется). Мне очень нравится, что на лодках ты встречаешься с разными людьми и, пробыв некоторое время с ними в ограниченном пространстве, начинаешь лучше понимать культуру других народов.

Более 15 тыс. морских миль под парусом: две Трансатлантики, круизные походы и походы в высоких широтах

В общей сложности я прошел более 15 тысяч морских миль под парусом. Это и две Трансатлантики, и круизные походы, и походы в высоких широтах.

– А что более всего запомнилось? Интересные встречи, сложные ситуации?

– Сразу и не скажешь, что больше запомнилось… Всплывают картинки встреч с китами в океане, высадки среди пингвинов в Антарктиде, жуткий холод в русской Арктике (мы шли на Шпицберген на самодельной неотапливаемой лодке), то, как мы пришли первыми в Atlantic rally for cruisers и как нас встречали на St.Lucia, вулканы в Италии… В Антарктиде животные не пуганые, они не воспринимают человека как опасность. У меня есть видео: я иду по пингвиньей тропе, навстречу – пингвин. Я остановился и снимаю его на камеру. Так тот встал передо мной, и весь его внешний вид говорит: «Ну чего ты тут мою тропу занял?» Я отошел, а он спокойно потопал дальше. Помню, как попали в шторм, когда шли из Чили в Антарктиду, порывы ветра доходили до 65 узлов, а это настоящий ураган: пока стоишь за штурвалом, волной заливает с ног до головы.

– Несколько слов о себе: когда и где родились, семья, образование? Чем увлекаетесь в свободное время?

– Родился в Казани в 1977 году. Женат, две дочери: Дарья (14 лет) и Мария (7 месяцев). Окончил КАИ в 2000, в 2004 — президентскую программу переподготовки управленческих кадров (КГУ), в 2012 — МБА (КФЭИ). В свободное время пойду в спортзал, буду читать или выйду на Волгу на катере.

«Мне очень нравится, что на лодках ты встречаешься с разными людьми и, пробыв некоторое время с ними в ограниченном пространстве, начинаешь лучше понимать культуру других народов»

– Что категорически не приемлете в деловых отношениях?

– Несоблюдение договоров. Pacta sunt servanda — «Договоры должны соблюдаться». С теми, кто не соблюдает договоренности, прекращаю все отношения сразу.

– Традиционный вопрос «БИЗНЕС Online»: назовите три секрета успешного бизнеса.

– Первое: бизнес делают люди. Второе: польза, которую приносишь людям, — это все, что ты есть. И третье: порядочность в делах — лучшая инвестиция.

«В Антарктиде животные не пуганые, они не воспринимают человека, как опасность»

«Никакого языкового барьера не существует, все это выдумки репетиторов»

«После прочтения в детстве «Одиссеи капитана Блада» стал просто бредить морем»