Приглашенные звезды из Большого театра — настоящие, первой величины, с потенциалом, возможно, лучшее, что можно было выбрать сегодня для этих партий в Большом театре «Приглашенные звезды из Большого театра — настоящие, первой величины, с потенциалом, возможно, лучшее, что можно было выбрать сегодня для этих партий в Большом театре» Фото: art16.ru

ДОРОГО-БОГАТО, ЗАТО КРАСИВО И НЕ БЕЗ ИДЕЙ

Чтобы современный человек пошел на «Лебединое озеро», должна быть веская мотивация. Родительские обязанности и профессиональный долг не в счет, с этим все понятно. А вот зачем такому разному «просто зрителю» подводить культурные итоги года именно на «Лебедином…», идущем в татарском академическом театре им. Мусы Джалиля очень давно, — хороший вопрос. Приглашенные звезды из Большого театра — настоящие, первой величины, с потенциалом, возможно, лучшее, что можно было выбрать сегодня для этих партий в Большом театре, — это аргумент. Ликвидация безграмотности для невидевших репертуарное «Лебединое…» (ну вдруг) — тоже аргумент, хотя для академически продвинутой Казани в это верится с трудом, кто ходит, тот уже видел. Важных причин еще три. Первая — много лет и общими усилиями воспитанная у казанцев привычка интересоваться в культуре текущим положением дел, «что нынче носят в театре». Вторая — инерционное доверие к фестивалю им. Нуриева, как-никак 33-му по счету и бывшему при своем появлении на свет символом культурной перестройки. И третья, не всегда произносимая, — ревнующий культурный патриотизм: как сейчас справятся «наши» рядом с большими звездами. Скажем с порога: справляются хорошо, но есть оттенки.

На последних тактах увертюры озадачивает внутренний занавес, скрестивший в густом рисунке графику с ар-нуво. «Лебединое озеро», конечно, допускает трактовки вплоть до интереса к личной жизни британской королевской семьи, как в версии Мэтью Борна, известной у нас только попсовым мужским кордебалетом лебедей. Но, когда поле для экспериментов ограничено только сценографией, возникает вопрос именно к ней. Тем более что ко второму действию ее авторы грамотно сгладили копилку стилей общими теплыми оттенками бронзы, облагородив таким образом сталинский ампир, ар-нуво и немножечко барокко, наращенными к третьему действию мотивами Врубеля. Получилось дорого-богато, зато красиво и не без идей.

Получилось дорого-богато, зато красиво и не без идей «Получилось дорого-богато, зато красиво и не без идей» Фото: art16.ru

ВОТ ЕСЛИ БЫ КАЗАНЬ СМОГЛА ПОСТАВИТЬ У СЕБЯ «ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО» В ВЕРСИИ НУРИЕВА!

Тест на качество танца первыми пришлось проходить сверстницам принца — хорошо выученным, прыгучим и точным, если не придираться к общероссийской балетной проблеме стоп. И уж точно не к подругам принца относятся первые вопросы: а какую, собственно, версию «Лебединого…» будут сейчас исполнять? Понятно, что Льва Иванова и Мариуса Петипа упоминают как молитву перед любым «озером», но и имя редактора неизбежно. Догадка про постановку-гибрид к финалу укрепилась, породив логичную идею: вот если бы Казань смогла поставить у себя «Лебединое озеро» в версии Нуриева! Понятно, что Нуриев-хореограф сильно уступает Нуриеву-танцовщику, Нуриеву – руководителю труппы и даже Нуриеву-коллекционеру, но театр мог бы похвастать эксклюзивом, эффектно обозначив на афише тройное авторство.

А вот трио приглашенных солистов будто нарочно оказались представителями разных школ. Ольга Смирнова, единственная петербурженка и выпускница академии Вагановой, поддерживает неофициальный титул самой духовной примы Большого театра. Вообще-то, трактовка героини – символа русского балета — дело настолько личное, что навязывать его некорректно. Профессионально она была почти безупречна, чуть отстранена и не всегда музыкальна, порадовала ювелирным па де бурре и хорошим апломбом. В роли Одетты-Одиллии каждая балерина выглядит в одной из двух ролей чуточку убедительнее, такое «я скорее добро — Одетта» или «я скорее зло — Одиллия». Прежде казавшаяся «более лучшей» в белой роли Смирнова сейчас смотрелась скорее Одиллией: резкой, безжалостной и неуязвимой. И вот вдохновляющий нюанс для молодых артистов: на большой сцене Ольга начинала как раз в партии сверстницы принца.

Тест на качество танца первыми пришлось проходить сверстницам принца — хорошо выученным, прыгучим и точным, если не придираться к общероссийской балетной проблеме стоп Тест на качество танца первыми пришлось проходить сверстницам принца — хорошо выученным, прыгучим и точным, если не придираться к общероссийской балетной проблеме стоп Фото: art16.ru

Якопо Тисси учился в Италии у русских педагогов и попал в Большой как креатура директора балетной труппы Махарбека Вазиева, разглядевшего его в Ла Скала. Сейчас он в статусе ведущего солиста, и, скажем честно, это принц так уж принц — статный, высокий, красивый, со всеми необходимыми балету подробностями. Таким обычно многое прощается, но в этом случае и прощать особо нечего, разве что один сэкономленный на круге тур и напряженность в поддержках, которые он явно не любит, но справляется (куда же принцу деться) и, отработав, просто светится. Вообще, за три сезона в Большом он стремительно превратился из полуфабриката в настоящего принца — ну да, молодого, не матерого, но с хорошими манерами и вкусом к сцендвижению, по потенциалу первого среди неравных.

Марк Чино — урожденный москвич, хоть и представитель третьего поколения японской балетной династии, показался слишком хорошим для Злого гения. Хорошим именно с точки зрения профессиональной — легкий, летучий, самодостаточный, он не преувеличивает с виртуозностью и не пережимает со «злодейской» актерской игрой, Он Злой гений-философ, которого еще ждут лавры героя даже при его невероятной скромности. Интересно, что Чино единственный из приглашенных звезд посмотрел все три акта «Шурале», что показатель профи.

Финальный акт запомнился чинным как похоронная процессия выходом лебедей и краткостью событий «Финальный акт запомнился чинным, как похоронная процессия, выходом лебедей и краткостью событий» Фото: art16.ru

КАК СПРАВЛЯЛИСЬ «НАШИ»

Остается вопрос, как справлялись «наши», и тут действительно главную роль взял на себя маэстро Ренат Салаватов. Несмотря на постоянно чудивших духовых, он очень четко держал нерв спектакля. Был вежлив с солистами, не распуская их до безобразия, играя слишком удобно «в ножку», но учитывал нужды, под большие па растягивая темп чуть не в четверть такта и незаметно возвращая его к канону. А чтобы соблюсти общий ритм, не позволял расползаться паузам с рвущими спектакль аплодисментами и не давал спуску кордебалету — ни дворцовому, где танцующие мазурку артисты лихачили и не смели вздохнуть, ни особенно «белому», иной раз загнанному до сочувствия, но не получившему повод расслабиться.

А кордебалет между тем умудрялся не путаться в ногах даже на перестроениях и высоких пассе. Сохранял хореографический текст даже в мелочах вроде «стряхивания воды» и бисерных заносок. Беспощадный по темпу «Танец маленьких лебедей» провели почти без помарок, тройку больших лебедей и того лучше. Линии, синхрон, унифицированная высота прыжка, единые ракурсы — все добродетели «тела балета» делали ему честь по гамбургскому счету. Есть такой общий парадокс в театре любого уровня: где-то ближе к занавесу обязательно найдутся два-три «лебеденка» с руками и взглядом не туда, и здесь не обошлось, но по общему качеству исполнения шеренги будто и дышали в унисон.

Финальный акт запомнился чинным, как похоронная процессия, выходом лебедей и краткостью событий. Можно утверждать, что прежние спорные идеи вроде отсутствия на балу Русской невесты с ее порядком надоевшим танцем или сокращенные вариации лебедей мало кого взволновали — ни постановщиков, ни публику, разве что понаехавших специалистов. Но, когда в финальной сцене Злой гений страстно зажал Одетту в объятиях, решение показалось, мягко говоря, странным, — слишком уж оно противоречит философскому подтексту либретто, опуская его до мелодрамы. Да, из «Лебединого…» можно сделать и ее, но тогда уж начинать надо с начала. К счастью, Принц  Зигфрид оказался неподалеку и, отогнав Злого гения, успел восстановить статус-кво положительным финалом, остро нужным в новогодние праздники.

Лейла Гучмазова