В Казани продолжается международный фестиваль классического балета им. Нуриева, проходящий в 2020-м из-за коронавируса в усеченном форматеФото: Андрей Титов

ПЕРВОРОДНЫЙ ОПУС, ВПИТАВШИЙ ЗАРЯД ПОЗИТИВНЫХ ЭНЕРГИЙ АВТОРОВ

Все записки о «Шурале» непременно начинаются с его истории — как талантливый московский студент Фарид Яруллин в 1939 году переусердствовал с домашним заданием на сочинение балетных сцен, писатель Ахмет Файзи поддержал его своим либретто по поэме Тукая, а люди с красивыми лицами — постановщики, репетиторы, солисты, чьи портреты ныне есть на ретростендах в театре, — поставили спектакль. Едва открывшийся тогда национальный театр оперы и балета метил с «Шурале» на Дни татарской культуры в Москве — такие стимуляции искусства были в русле советской национальной политики с ее помпезными «днями культур» и неоднозначными для этих культур последствиями. Но «дни» не случились, а «Шурале» родился, да притом счастливцем. Этот первородный опус впитал такой заряд позитивных энергий авторов, что при всех шероховатостях первых версий просто врос в сцену и стал классикой, победно прошагав от Казани по городам и весям, и до сих пор известный не только на родине. Отматывая историю чуть глубже, понимаешь, что неслучайно: у погибшего в 29 лет Яруллина необычная судьба композитора – командира взвода и необычная семья с рафинированно интеллигентным отцом-музыкантом, дружившим с Тукаем. Все нити сходятся.

Конечно, к сказке в трех актах на битых три часа есть предубеждение, и можно понять отчаянно скучавшего соседа — отца семейства, примирившегося с действительностью только к финалу. Традиционная балетная условность вызывает улыбку с первого появления Али-Батыра — Михаил Тимаев, нестерпимо серьезного, похожего на Ферхада «Легенды о любви» по форме и Данилу-мастера «Каменного цветка» по содержанию. Однозначно хороший Али-Батыр и однозначно плохой Шурале предельно очевидны, а концепция «силы зла в коричневом трико и ангелы добра в невыразимой пачке» действует только на совсем маленьких и сомнительна уже у подростков, безнадежно отформатированных компьютерными играми. У взрослых должна быть добрая воля к впечатлениям и родительский долг. Но не все так просто.

Одним из важных атрибутов афиши театра им. Джалиля является «Шурале» Фарида Яруллина У погибшего в 29 лет Фарида Яруллина необычная судьба композитора – командира взвода и необычная семья с рафинированно интеллигентным отцом-музыкантом, дружившим с Тукаем. Все нити сходятся Фото: kitaphane.tatarstan.ru

«ШУРАЛЕ» ИЗ ТЕХ БАЛЕТОВ, ГДЕ ПРИ ЛЮБОЙ НЕПОНЯТНОЙ СИТУАЦИИ ОБРАЩАЕШЬСЯ К МУЗЫКЕ

«Шурале» из тех балетов, где при любой непонятной ситуации обращаешься к музыке: ее смесь академических привычек с татарской мелодикой при всей понятности впечатляет качеством. Иногда даже поражает зыбкими секундами, острыми квинтами, подслушанными в народном танце легкими заводными триолями. В сценах девушек-птиц и лирических объяснений героев мелькает трепетный ретровальс в духе Мошковского, из которого неясно, будет ли счастливым финал. А для контраста все это богатство Яруллин оттенил жирными партиями духовых и гремящим оркестровыми тутти, где маэстро Ренат Салаватов четко расставил акценты, дав силам зла время и место.

Хореографически же все решается без изысков, но очень логично. Лешие со страшными клешнями и в живописных лохмотьях стелются партерными верчениями и низкими суматошными прыжками, покоряя пространство вширь, а коварный Шурале Олег Ивенко растворяется в декорациях и рубит воздух большими жете с согнутыми коленями, признаком настоящего злодея. Разделенный поначалу на классические двойки-тройки женский кордебалет достойно справляется с мелкими жете, полетами и чистотой линий в птичьем облике, а превращаясь в девушек, получает дивную по красоте мелкую моторику рук — наследие фольклора, словно стилизованное под изысканную вязь каллиграфии.

Одним из важных атрибутов афиши театра им. Джалиля является «Шурале» ЯруллинаФото: Андрей Титов

НЕ «ЛЕБЕДИНОЕ ОЗЕРО» ПО-ТАТАРСКИ»

И все же мир леших и птиц проседает перед живостью второго действия с деревенской свадьбой. Странный занавес с готическим минаретом и чудо-избами пусть останется на совести художника, в конце концов охра и бирюза смягчают удивление. После этого акта в исполнении не Мариинского (где спектакль благополучно идет при полном зале), а именно казанского театра с его сценической повадкой и явным удовольствием труппы от свадебных заигрышей, совсем по-другому смотрится балет «Свадебный кортеж» Леонида Якобсона, отстающий от его же версии «Шурале» на 25 лет. Ведь именно в «Шурале» уже была придумана и обкатана сочетающая соло и массовые пляски композиция деревенской свадьбы — с россыпью характерных партий сплетниц, пьяниц, ухарей-парней, девушек на выданье, променадом ряженых циклопов и уморительной парочки сватов с соблазнителем-дедом. Дивно, что на этом ярком фоне не теряется метаморфоза главной героини, Сююмбике: в облике девушки она танцует целомудренными мелкими па, а обратившись в птицу, возвращается к привычным ей большим прыжкам и четким летучим арабескам. Тут Сююмбике Аманда Гомес удивляет своим темпераментом, актерской игрой, уверенной техникой и кружевными кистями рук, словно объясняя, почему роль лучшей татарской невесты доверили бразильянке.

До счастливого конца публику ждет мужской дуэт — драка, где Али-Батыр выносит лешего на высоких поддержках, неэкологично поджигает лес и получает признание любимой. «Шурале» вдруг становится похожим на классическую «Сильфиду», только со счастливым финалом: крылышки девушки-птицы сгорают, но она от этого не умирает, а начинает новую счастливую жизнь со своим героем-любимым. И мало того, спектакль в итоге тянет за собой не сомнительный шлейф советской национальной политики, а гораздо более широкий художественный контекст — от отозвавшейся в танце леших сцены шабаша из «Вальпургиевой ночи» Гуно, так удачно станцованных в Казани на заморский праздник йоль, до взорвавших Европу «Половецких плясок» Фокина, мелькнувших в лихом танце деревенских парней. И «Шурале» оказывается не «„Лебединым озером“ по-татарски», как его примитивно аттестуют, а искренней попыткой осознать себя в меняющемся мире. Иногда даже удачной и уж точно полезной.

Лейла Гучмазова