Повесть Кутуя написана в жанре эпистолярной повести Повесть Кутуя написана в жанре эпистолярной повести

БЛОНДИНКА, БРЮНЕТКА, РЫЖАЯ И СТУЛЬЯ

Перечитывать в 2019 году соцреалистическую повесть Аделя Кутуя, написанную в 1935-м, довольно тяжело — главная героиня то и дело вспоминает Маркса и Герцена, читает письма Ленина родным, прославляет советскую власть и великую страну — Советский Союз. Хотя на сцене театра им. Кариева эти фрагменты периодически и звучат как милые сердцу приметы навсегда ушедшего времени, современные татарские режиссеры стараются переосмыслить произведение и вычленить из него сюжетно-идейную канву, очистив ее от так называемого соцреалистического метода (который, как известно, был определен общими словами, никто точно не знал его принципов). Так что все еще молодой, но уже опытный, без пяти минут главреж «Экията» Ильгиз Зайниев лишает свои «Отосланные письма» какого-либо конкретного хронотопа. Да, в монологе героини звучит слово «рабфак» и временами проскальзывает Маркс, а реки в Казани больше не выходят из берегов, все равно временная привязка воспринимается лишь на уровне связи с первоисточником.

Повесть Кутуя написана в жанре эпистолярной повести. В письмах, которые главная героиня Галия Сафиуллина пишет бывшему мужу Искэндеру, она успевает рассказать про свою жизнь матери-одиночки с двумя детьми, поделиться идеями о правильной семье и советской женщине, заклеймить скользкого председателя райисполкома и восхититься казанскими пейзажами. Интересно, что роман в письмах стал особенно популярен в литературе сентиментализма. И действительно, соцреалистических писателей не могло не привлечь внимание к простому человеку, воспевание добродетели и естественности, хотя они и не принимали слишком активное личностное начало героя и акцент на его чувствах. Элементы сентиментального романа есть и в популярной повести Кутуя, но героине некогда становиться «чувствительной личностью».

Акцент на чувства и внутренний мир героини явно присутствует в постановке Зайниева, который деконструирует произведение, пытаясь вытащить из него новые смыслы Акцент на чувства и внутренний мир героини явно присутствует в постановке Зайниева, который деконструирует произведение, пытаясь вытащить из него новые смыслы

Акцент на чувства и внутренний мир героини явно присутствует в постановке Зайниева, который деконструирует произведение, пытаясь вытащить из него новые смыслы. Вместо одной Галии — три. Словно субличности, они говорят друг с другом, спорят, примеряют на себя образ Искэндера. Все они — в мужских рубашках, брюках, пальто и шляпах: блондинка (Назлыгюль Хабибуллина), брюнетка (Алсу Файзуллина) и рыжая (Алсу Шакирова). В некоторых сценах они страстно прижимаются друг к другу, в других — бросаются стульями, но во всех без исключения ты понимаешь, что эта борьба и страсть — в голове главной героини. Ни разу на сцене не появляются дети или адресат писем, становясь некими симулякрами: а были ли они на самом деле или Галия изображает несуществующие образы, придуманные ею?

Женское актерское трио, которое составили опытные Шакирова, Файзуллина (последняя не преминула напомнить, что закончила Казанскую консерваторию) и Хабибуллина, хочется отметить особо. «Трем сестрам» удалось поймать тот синхрон, которой выстраивает из разнохарактерных исполнителей единый ансамбль, они эмоционально дополняют друг друга, даже несмотря, возможно, на разницу в мастерстве. Их взаимодействие безупречно выстроено и пластически благодаря хореографу спектакля Нурбеку Батулле. Импровизационная природа его почерка становится уже узнаваема, а в тандеме с хорошим режиссером все это выглядит максимально логично и оправданно. Актрисы так страстно отдаются происходящему, что в какой-то момент, особенно когда на сцене говорят о судьбах театра в непростой исторический период, вспоминается знаменитый «Кабаре Брехт» Юрия Бутусова и, кажется, что нам покажут своеобразный «кабаре Кутуй». Но нет.

Зайниев не удержался от некоторых жирных метафор — например, сцена страсти у него иллюстрирована танго, а беременность обозначена закручиванием актрисы в простынь Зайниев не удержался от некоторых жирных метафор — например, сцена страсти у него иллюстрирована танго, а беременность обозначена закручиванием актрисы в простынь

«ТЕБЕ ЛИ, НЕСЧАСТНОЙ ТАТАРКЕ, ВОСПИТЫВАТЬ ОФЕЛИЙ!»

Зайниев не удержался от некоторых жирных метафор — например, сцена страсти у него иллюстрирована танго, а беременность обозначена закручиванием актрисы в простынь. Галия и Искэндер после долгой встречи говорят в микрофоны, подчеркивающие их ролевое поведение и отдаленность друг от друга. Пластика отчасти сглаживает шероховатости резковатых метафор, но они все равно бросаются в глаза. Заметим, что спектакль поставили всего за полтора месяца — по словам режиссера, работу над ним начали в середине марта.

Одна Галия в образе самой себя и другая в образе Искэндера читают монолог шекспировского Гамлета «Быть или не быть» и следующий за ним диалог принца Датского и Офелии. Глядя на эту интересно решенную мизансцену, сожалеешь, что в татарском театре сейчас не увидеть главной пьесы всех времен и народов. Данная сцена, отсутствующая у Кутуя, тоже прозрачно отсылала к отношениям Галии и Искэндера, однако Галия оказалась жизнелюбивее Офелии и не стала топиться после ухода мужа из семьи. Вместо этой сцены в повести есть такие строки: «„Дездемона!.. Розамунда… Офелия!..“ — насмехался ты, когда ребенку нужно было дать имя. „Тебе ли, несчастной татарке, воспитывать Офелий!“ — казалось, говорил ты каждым своим движением». Знающий эту цитату зритель поймет злость Галии-Гамлета-Искэндера и растерянность Галии-Офелии — кажется, что муж главной героини так вжился в свой образ высоколобого актера, что потерял почву под ногами и адекватное восприятие окружающего мира. Как тут не вспомнить и другие его слова: «Татарки не умеют красиво любить… Они не понимают тонкости подлинного чувства… Татарка способна только на то, чтобы родить… Чувство материнства заглушает в ней все».

Другая театральная вставка — из пьесы Карима Тинчурина «Угасшие звезды». Искэндер приезжает с московской театральной труппой в Казань, чтобы воплотить на сцене образ вечно одинокого горбуна Надира. И если у Кутуя дочка Галии тихо говорит, что узнала папу, и они незаметно уходят, то у Зайниева дочка кричит (в самом деле или только в голове матери?), причем неясно, заметил ли их отец или сделал вид, что не увидел.

Лаконичная сценография — несомненный плюс спектакля: пара десятков стульев и простыня оказываются в умелых руках режиссера пластичным материалом для раскрытия идеи Лаконичная сценография — несомненный плюс спектакля: пара десятков стульев и простыня оказываются в умелых руках режиссера пластичным материалом для раскрытия идеи

ТЕАТРАЛИЗАЦИЯ ЖИЗНИ И ЦЕЛОСТНОСТЬ В ТРЕХ ЛИЦАХ

Лаконичная сценография — несомненный плюс спектакля: пара десятков стульев и простыня оказываются в умелых руках режиссера пластичным материалом для раскрытия идеи (хоть и не без транслирования штампов). Кстати, стулья швыряются направо и налево, но, кажется, все они остались в целости и сохранности до конца показа, с чем можно поздравить цеха театра им. Кариева. Кроме того, всю постановку на стене висят три платья, в которые переоденутся Галии в конце действа, — они становятся тем самым чеховским ружьем, которое выстреливает в нужный момент.

Вообще, тема театральности занимает особое место в постановке Зайниева — сам спектакль начинается с построения на сцене импровизированного зрительного зала. Галии носят мужской костюм, их лицо освещают подчеркнуто театральные прожекторы, для Гамлета и Тинчурина они наносят схематичный грим. Галия выстраивает свою жизнь как постановку, играет роль сильной женщины, которая даже мужа себе способна придумать — на эту роль идеально подходит тихоня Вэли Сафиуллин (Эльдар Гатауллин). У Кутуя она даже пишет письма от его имени себе и детям и присылает посылки. «Я научилась писать ласковые письма. Такие, какие писал бы своим детям ты, если бы был хорошим, любящим отцом. Когда перечитываю их, мне по временам начинает казаться, что они написаны не мною, а действительно близким мне человеком, другом моим, мужем моим», — говорит в повести Галия. Вчитываясь в эти строки, мы понимаем, что трактовка Зайниева о «расщеплении личности» героини не так уж далека от первоисточника и то, что при первом взгляде кажется деконструкцией, на самом деле оказывается реконструкцией внутренних смыслов.

Когда Галия-Файзуллина надевает платье и встречает «мужа» Сафиуллина, закрыв двери за двумя другими «субличностями», нам кажется, что она стала цельной и вот-вот случится хеппи-энд. Но, пройдя путь к самой себе, на котором пришлось примерить мужские функции, стать себе и женой, и мужем, Галия отдает письма, написанные Искэндеру, своему давнему поклоннику, Вэли Сафиуллину, и прощается как с бывшим мужем, так и с почти будущим. Она освобождает себя как от прошлого, так и от будущего, остается с самой собой, и вот уже все воплощения Галии надели платья и готовы вступить в новый этап своей жизни. Как тут не вспомнить, что в соцреализме феминистические мотивы были обычным явлением, ведь Советский Союз идеологически спасал всех угнетенных и обещал всем равные права. Однако у татарского писателя письма остались неотосланными, а у Зайниева нашли адресата — и это не растерянный Вэли, а опять-таки Галия, благодаря данным письмам попрощавшаяся с инсценировкой своей жизни и обретшая целостность, пусть даже в трех лицах.

А пока татарский ТЮЗ, все более заметный на театральном ландшафте города и республики, можно поздравить с яркой премьерой. Не исключено, что «Отосланные письма» ждет «Тантана», например, за актерский ансамбль, а у самого спектакля может случиться и неплохая фестивальная судьба, благо лаконичная сценография делает его «легко вывозным». Премьерные показы в театре им. Кариева намечены на 23 и 24 мая.